Джон Перкинс:ИСПОВЕДЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО УБИЙЦЫ

ЧАСТЬ IV:
1981 - по настоящее время
Глава 26
СМЕРТЬ ПРЕЗИДЕНТА ЭКВАДОРА

Уйти из МЕЙН было не так-то просто. Пол Придди не поверил мне. «С первым апреля!» - подмигнул он.

Я заверил его, что все было абсолютно серьезно. Вспомнив совет Паулы, что я не должен ни с кем портить отношений или дать повод подозревать, что собираюсь рассказывать о своей работе, об ЭУ, я подчеркнул, что благодарен МЕЙН за все, что она сделала для меня, но мне нужно двигаться дальше. Я всегда мечтал написать о людях, с которыми познакомился за время работы в МЕЙН. Я сообщил, что собираюсь писать статьи для «Нэшнл джеогрэфик» и других журналов и продолжить свои путешествия. Я заверил в своей преданности к МЕЙН и поклялся, что буду восхвалять их при любой возможности. Наконец, Пол сдался. Все остальные тоже пытались отговорить меня от этого поступка. Мне постоянно напоминали, как успешно я продвигался по службе, и даже прозрачно намекали мне, что я не совсем в себе. Я понял, что никто не хотел примириться с тем, что я уходил добровольно, во всяком случае отчасти, потому что это заставляло их взглянуть на себя. Если я не был сумасшедшим, добровольно уходя из МЕЙН, значит, они должны были быть не в себе, оставаясь в ней. Проще было считать меня сумасшедшим. Особенно неприятной для меня была реакция моих подчиненных. Они считали, что я бросаю их на произвол судьбы: ведь очевидного преемника не было. Однако я уже принял решение. После стольких лет метаний я был намерен все изменить.

К сожалению, все получилось не совсем так, как хотелось. Да, у меня больше не было постоянной работы, но, поскольку я был отнюдь не полным партнером, принадлежавшая мне доля акций не могла обеспечить меня достаточными средствами для безболезненного ухода на пенсию. Останься я в МЕЙН еще на несколько лет, я мог бы стать сорокалетним миллионером, как когда-то мне виделось; однако в тридцать пять до этого было еще далеко. Да, холодный и унылый апрель выдался в тот год в Бостоне.

А потом позвонил Пол Придди. Он умолял меня зайти к нему. «Один из наших клиентов грозится уйти от нас, - сказал он. - Они обратились к нам, потому что хотели, чтобы именно ты был экспертом-свидетелем, представляющим их в суде».

Я долго раздумывал над этим предложением, и, когда я сел за стол напротив Пола, решение уже было принято. Я назвал свою цену: агентское соглашение, более чем в три раза превышающее мою зарплату в МЕЙН. К моему удивлению, он согласился, и с этого момента начался новый этап моей карьеры.

В течение следующих нескольких лет я работал высокооплачиваемым экспертом-свидетелем. Моими клиентами были преимущественно американские электроэнергетические компа- нии, которые хотели построить новые электростанции, для чего им надо было получить разрешение от комиссии по коммунальному хозяйству. Одним из моих клиентов стала «Паблик сервис компани» из Нью-Гемпшира. Моя работа заключалась в том, что- бы под присягой подтвердить экономическую осуществимость весьма спорного проекта - ядерной электростанции в Сибруке.

Хотя я уже не был напрямую связан с Латинской Америкой, я продолжал следить за развитием событий там. Поскольку я был экспертом-свидетелем, у меня было полно времени в промежутках между выступлениями в суде. Я поддерживал отношения с Паулой и возобновил мои старые знакомства со времен службы в Корпусе мира в Эквадоре - стране, которая внезапно оказалась в фокусе мировой нефтяной политики.

Хайме Ролдос действовал. Выполняя свои предвыборные обещания, он начал широкомасштабное наступление на нефтяные компании. Похоже, он ясно видел то, чего не замечали по обе стороны Панамского канала, либо упускали из виду, либо намеренно не замечали. Он улавливал подводные течения, которые грозили обратить мир в глобальную империю и низвести граждан его страны до уровня рабов. Читая о нем в газетах, я видел не только его приверженность своему делу, но и его способность улавливать глубинные явления. А эти глубинные явления все больше указывали на то, что мировая политика вступает в новую эпоху.

В ноябре 1980 года Картер проиграл на выборах Рональду Рейгану. Наиболее значительными факторами, оказавшими вли- яние на исход выборов, были соглашение по Каналу, достигнутое Картером с Торрихосом, и провал операции по спасению залож- ников в американском посольстве в Иране. Однако происходило и нечто не столь явное. Вместо президента, чьей величайшей целью было достижение мира во всем мире, стремившегося уменьшить зависимость США от нефти, пришел человек, веривший в то, что законное место США - быть на вершине мировой пирамиды, опираясь при этом на военную силу, и что контроль США над нефтяными месторождениями, где бы они ни находились, явля- ется частью Замысла Провидения. Президента, установившего солнечные батареи на крыше Белого дома, заменил человек, ко- торый, едва вселившись в Овальный кабинет, их демонтировал.

Возможно, Картер не был успешным политиком, но его ви- дение Америки совпадало с тем, что было определено нашей Декларацией независимости. Сейчас, по прошествии времени, он представляется наивно старомодным, отголоском идеалов, на которых строилась наша страна и которые влекли наших дедов к ее берегам. В сравнении со своими ближайшими предшественника- ми и преемниками Картер представляется аномалией. Его понимание мира коренным образом отличалось от понимания ЭУ. Рейган, напротив, совершенно очевидно был строителем глобальной империи, слугой корпоратократии. Еще во время выборов я подумал, что его актерское прошлое вполне соответствовало ситуации: это был человек, подчинявшийся указаниям свыше, знавший, что значит действовать по указке. Он будет прислуживать людям, перемещавшимся из кабинетов генеральных директоров в правления банков и залы правительства. Он будет прислуживать людям, которые, на первый взгляд, при- служивают ему, но на самом деле руководят правительством - таким людям, как вице-президент Джордж X. У. Буш, госсекретарь Джордж Шульц, министр обороны Каспар Уайнбергер, Ри- чард Чейни, Ричард Хелмс и Роберт Макнамара. Он будет защищать то, чего хотят эти люди: Америку, контролирующую весь мир и все его природные ресурсы; мир, подчиняющийся ее приказам; американских военных, насаждающих порядки, придуманные Америкой; международную коммерческую и банковскую систему, обеспечивающую поддержку Америки как генерального директора глобальной империи.

Когда я задумывался о будущем, мне казалось, что мы вступаем в удачный для ЭУ период. И в том, что я вышел из игры именно в это время, опять сказалась прихоть судьбы. Чем больше я размышлял обо всем этом, тем лучше я себя чувствовал. Я знал, что выбрал правильное время. Однако у меня не было ясного представления о том, что же все это означает в долгосроч- ной перспективе. Из истории я знал, что империи не живут вечно и что маятник раскачивается в обе стороны. Я возлагал надежды на таких людей, как Ролдос. Я был уверен, что прези- дент Эквадора понимал все тонкости происходящего. Я знал, что он восхищался Торрихосом, что он одобрял позицию Картера в отношении Панамского канала. Я был уверен, что Ролдос не спо- ткнется и будет решительным в своих действиях. Я мог только надеяться, что его стойкость вдохновит руководителей других стран, нуждавшихся в примере, которым стали он и Торрихос.

В начале 1981 года администрация Ролдоса представила конгрессу Эквадора новый закон об углеводородах. Воплощен- ный в жизнь, он привел бы к реформированию отношений государства с нефтяными компаниями. Он считался во многих отношениях революционным и даже радикальным. Его последствия сказались бы далеко за пределами Эквадора: во многих странах Латинской Америки и всего мира1.

Реакция нефтяных компаний была предсказуема: они задействовали все средства. Их специалисты по пиару делали все, что- бы скомпрометировать Хайме Ролдоса; их лоббисты появились в Кито и Вашингтоне с портфелями, полными угроз и взяток. Они пытались изобразить первого демократически избранного президента Эквадора еще одним Кастро. Но это не устрашило Ролдоса. Его ответным действием было разоблачение заговора между политиками и нефтяными компаниями - и религиозными организациями. Он открыто обвинил Летний институт лингвистики в сотрудничестве с нефтяными компаниями и решительно - возможно, опрометчиво - приказал ЛИЛ убраться из страны2.

Через несколько недель после представления пакета зако- нов конгрессу и высылки миссионеров ЛИЛ он предубедил все работавшие в стране иностранные компании, включая нефтяные, что, если их действия не будут направлены на улучшение жизни народа Эквадора, они будут вынуждены покинуть страну. Высту- пив с программной речью на олимпийском стадионе Атахуальпа в Кито, он направился в небольшую общину на юге Эквадора. Там он и погиб в авиакатастрофе 24 мая 1981 года при крушении вертолета3.

Мир был потрясен. Латиноамериканцы пришли в ярость. Все газеты полушария пестрели заголовками: «Убит ЦРУ!» Помимо того что он вызывал ненависть у Вашингтона и нефтяных компаний, многие обстоятельства его гибели говорили в пользу этих обвинений; вновь открывшиеся факты усиливали эти подозрения. Хотя ничего не удалось доказать, но свидетели утверждают, что Ролдос, предупрежденный о готовящемся на него покушении, предпринял некоторые меры предосторожности. В частности, для поездок ему готовили два вертолета. В последний момент один из офицеров безопасности убедил его воспользо- ваться запасным вертолетом. Вертолет был взорван. Несмотря на бурную реакцию в мире, американские средства массовой информации практически не уделили внимания этому событию.

Новым президентом Эквадора стал Освальдо Уртадо. Он вернул в страну ЛИЛ и его нефтяных спонсоров. К концу года он начал амбициозную программу, предусматривавшую увеличение чис- ла нефтяных скважин «Тексако» и других нефтяных компаний в заливе Гуаякиль и бассейне Амазонки4. Омар Торрихос, высоко ценивший Ролдоса, называл его братом. Он признавался, что по ночам ему мерещатся кошмары, будто его самого убивают; он видел себя падающим с неба в гигантском огненном шаре. Эти сны оказались вещими.
Глава 27
ПАНАМА:
ЕЩЕ ОДНА СМЕРТЬ ПРЕЗИДЕНТА

Я был ошеломлен смертью Ролдоса, но, возможно, мне-то как раз удивляться не надо было. Что бы то ни было, а наивным ме- ня нельзя было назвать. Я знал об Арбенсе, Моссадыке, Альенде и о многих других, чьи имена не появились в газетах и учебниках истории, но чьи жизни были разрушены и даже прерваны, потому что они осмелились выступить против корпоратократии. И тем не менее, я был потрясен. Все было сделано настолько прямолинейно и незатейливо.

После нашего феноменального успеха в Саудовской Ара- вии я считал, что подобные бесстыдно неприкрытые действия ушли в прошлое. Я думал, что шакалов отправили в зоопарки. Теперь я убедился, что был не прав. Я не сомневался, что гибель Ролдоса - это не просто несчастный случай. Здесь были налицо все признаки умышленного устранения, организованного ЦРУ. Я понимал, что жестокость этого убийства была преднамеренной: это было предупреждение. Администрация Рейгана, вкупе со сразу же приобретенным Рейганом имиджем голливудского ковбоя, сначала стреляющего, потом думающего, была идеальным средством для передачи этого предупреждения. Шакалы вернулись, и они хотели, чтобы об этом знали Омар Торрихос и все остальные, которые могли бы присоединиться к крестовому походу против корпоратократии.

Но Торрихос был тверд. Как и Ролдос, он не испугался. Он тоже изгнал из страны Летний институт лингвистики и категорически отверг настойчивые требования администрации Рейгана пересмотреть соглашение по Каналу. Через два месяца после смерти Ролдоса ночной кошмар Торрихоса стал явью: он погиб в авиакатастрофе. Это случилось 31 июля 1981 года.

Латинская Америка и весь мир гудели. Торрихос пользовался известностью в мире; его уважали как человека, заставившего Соединенные Штаты вернуть Панамский канал его законным владельцам; его уважали за то, что он продолжал противостоять Рональду Рейгану. Это был борец за права человека; глава государства, открывшего свои двери изгоям всех по- литических режимов, вне зависимости от идеологической окраски, включая шаха Ирана; харизматический борец за социальную справедливость; многие считали, что он будет выдвинут на получение Нобелевской премии мира. Теперь он был мертв. И опять в газетах появились заголовки «Убит ЦРУ». Книга Грэма Грина «Знакомство с генералом», материал для которой он собирал в той поездке, когда мы встретились с ним в отеле «Панама», начинается так:

«В августе 1981 года, когда я уже собрал чемодан для своей пятой поездки в Панаму, мне сообщили по телефону о смерти генерала Омара Торрихоса Эрреры, моего друга и гостеприимного хозяина. Небольшой самолет, в котором он летел в свой домик в Коклесито в горах Панамы, раз- бился. Все пассажиры погибли. Через несколько дней я услышал в телефонной трубке голос сотрудника службы его охраны, сержанта Чучу - так называли Хосе де Хесус Мар- тинеса, бывшего профессора марксистской философии Панамского университета, профессора математики и поэта. Он сказал мне: «В самолете была бомба. Я знаю, что там была бомба, но по телефону не могу сказать почему»1. Повсюду люди скорбели по поводу смерти этого человека, кото- рый завоевал репутацию защитников бедных и обездоленных; от Вашингтона требовали начать расследование деятельности ЦРУ. Однако этому не суждено было случиться. У Торрихоса бы- ли враги, ненавидевшие его; в их число входили люди, имевшие огромную власть. При жизни он находился в открытой конфронтации с президентом Рейганом, вице-президентом Бушем, министром обороны США Уайнбергером, с Объединенным коман- дованием штабов - американским генштабом, а также с руководителями многих влиятельных корпораций.

Особенно приводили в ярость военное руководство поло- жения договора Торрихоса-Картера, предусматривавшие за- крытие Школы обеих Америк и Центра Южного командования армии США по обучению ведению военных действий в тропиках. Новый договор ставил перед военными серьезные проблемы. Либо им необходимо было найти способы обойти эти поло- жения, либо найти другую страну, готовую расположить у себя эти центры, - маловероятная перспектива в последние десяти- летия XX века. Конечно, был и другой вариант: избавиться от Торрихоса и пересмотреть договор с его преемником.

Среди врагов Торрихоса были крупные международные корпорации. Большинство из них имели тесные связи с амери- канскими политиками; они использовали латиноамериканский наемный труд и природные ресурсы - нефть, лес, олово, медь, бокситы, сельскохозяйственные угодья. Это были фирмы, представлявшие обрабатывающую промышленность, телекоммуни- кационные компании, транспортно-перевозочные конгломераты, включая судоходные компании, инжиниринговые и прочие корпорации, работающие в области техники и использования новых технологий.

«Бектел груп, инк.» была наиболее ярким примером удоб- ных отношений между частными компаниями и правительст- вом США. Я хорошо был знаком с «Бектел»: мы в МЕЙН близко сотрудничали с этой компанией; ее главный архитектор стал моим другом. «Бектел» была одной из наиболее влиятельных инженерных и конструкторских фирм в Соединенных Штатах. Ее президентами и руководящими сотрудниками были Джордж Шульц и Каспар Уайнбергер, которые ненавидели Торрихоса за то, что тот имел дерзость предпочесть японский план замены существующего канала новым, более экономически эффектив- ным 2. Такой ход не просто передавал владение каналом от Соединенных Штатов Панаме, но и исключал «Бектел» из участия в самом захватывающем и потенциально очень прибыльном инженерном проекте века.

Торрихос не побоялся встать на пути у этих людей. Он сделал это вежливо, с обаянием и изрядным чувством юмора. А теперь он был мертв, и его заменил подмастерье - Мануэль Но- рьега, человек, не обладавший умом, харизмой и знаниями Торрихоса, - человек, который, как многие подозревали, не имел никаких шансов против рейганов, бушей и «бектел» мира.

Лично меня эта трагедия внутренне опустошила. Много часов провел я, вспоминая наши разговоры с Торрихосом. Как- то ночью я долго сидел, уставившись в его фотографию в журнале, вспоминая свой первый вечер в Панаме, поездку в такси под дождем, гигантский плакат на улице. «Идеал Омара - свобода; еще не изобретена та ракета, которая может убить идею». Воспоминание об этом лозунге сейчас заставило меня передернуться - точно так же, как и в ту дождливую ночь.

Тогда я не мог знать, что Торрихос добьется от Картера возвращения Панамского канала людям, которые должны были им владеть по праву; что эта победа, равно как и его попытки примирить латиноамериканских социалистов и диктаторов, приведет в ярость администрацию Рейгана-Буша до такой степени, что они посчитают необходимым устранить его3. Я не мог знать, что однажды ночью его убьют во время самого обычного полета в его самолете марки «Тшп Оссег» и что у большинства людей за пределами США не будет и тени сомнения в том, что смерть пятидесятидвухлетнего Торрихоса была очередным заказным убийством ЦРУ.

Если бы Торрихос остался жив, он бы нашел способ успо- коить нараставшее насилие, охватившее многие страны Цент- ральной и Латинской Америки. Учитывая то, что он успел сделать, мы можем предположить, что он бы смог сдержать разоре- ние международными нефтяными компаниями амазонских регионов Эквадора, Колумбии и Перу. И одним из результатов этого шага стало бы сокращение числа ужасных конфликтов, которые Вашингтон называет нарковойнами и терроризмом, а Торрихос расценил бы как действия, предпринятые отчаявши- мися людьми для защиты своих домов и семей. И что еще более важно, я уверен - он бы стал примером для новых поколений лидеров в обеих Америках, Африке и Азии - вот этого ЦРУ, УНБ и ЭУ не могли допустить.
Глава 28
МОЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ, «ЭНРОН» И ДЖОРДЖ БУШ

К моменту смерти Торрихоса я не виделся с Паулой уже несколько месяцев. Я встречался с другими женщинами, в частности, с Уинифред Грант, молодой сотрудницей, работавшей в должности специалиста по планированию окружающей среды, с которой я познакомился в МЕЙН. Ее отец был главным архитектором в «Бектел». Паула встречалась с колумбийским журналистом. Мы остались друзьями, но договорились прервать наши романтические отношения.

Я сражался со своей работой эксперта-свидетеля, в част- ности обосновывая необходимость ядерной электростанции в Сибруке. Часто мне казалось, что я снова продался, попросту вернулся к старому только из-за денег. Уинифред мне очень по- могла в этот период. Она была до мозга костей сторонницей защиты окружающей среды, но при этом понимала и практическую сторону вопроса - что потребность в электроэнергии постоянно возрастает. Она выросла в районе Беркли в Сан- Франциско-Ист-Бэй и закончила Калифорнийский университет Беркли. Это была свободомыслящая девушка, и ее взгляды контрастировали с пуританскими взглядами моих родителей и Энн. Осенью-зимой 1981-1982 года Уинифред взяла отпуск в МЕЙН. Мы отправились на яхте вдоль Атлантического побережья на юг, к Флориде. Мы не торопились и часто подолгу останавливались в различных портах: я вылетал в другие города, чтобы выступать в судах в качестве эксперта-свидетеля. В конце концов мы добрались до Уэст-Палм-Бич во Флориде и сняли там квартиру. Мы поженились, 17 мая 1982 года у нас родилась дочь, Джессика. Мне было тридцать шесть. Я был значительно старше остальных мужчин, посещавших занятия для будущих отцов. В мою работу по делу Сибрука входила, в частности, задача убедить комиссию по коммунальным услугам Нью-Гемпшира в том, что получение электричества на основе ядерной энергии было лучшим и наиболее экономичным решением для штата. К сожалению, чем глубже я изучал этот вопрос, тем больше я начинал сомневаться в правоте своих аргументов. В научной литературе того времени не было единого взгляда: появлялись все новые исследования на эту тему, и все больше их свидетельствовало в пользу того, что многие альтернативные методы получения энергии превосходят атомную энергетику в техническом и экономическом отношении.

Кроме того, постепенно ученые отходили от старой точки зрения на безопасность атомной энергии. Возникли серьезные вопросы о надежности систем поддержки, об обучении операторов, о том, что людям свойственно время от времени совершать ошибки, об устаревании оборудования, о сложности утилизации ядерных отходов. Лично меня беспокоила та позиция, которую я должен был защищать - или, точнее, получал деньги за то, чтобы ее защищать - под присягой в суде. В то же время я убеждался, что новые технологии предлагали методы получения электричества, которые могли бы улучшить окружающую среду. В частности, это относилось к получению электроэнергии из субстанций, которые ранее считались отходами.

В один прекрасный день я уведомил руководство электроэнергетической компании Нью-Гемпшира, что я больше не могу свидетельствовать в суде от их имени. Я отказался от этой весьма прибыльной работы и решил создать компанию, которая будет продвигать новые технологии, переводя их с чертежных досок в область практического применения. Уинифред поддержала меня в этом, несмотря на неясную перспективу этого предприятия и тот факт, что она впервые вступала в семейную жизнь.

Через несколько месяцев после рождения Джессики, в 1982 го- ду я основал «Индепендент пауэр системе», «Ай-пи-эс» - «Независимые энергосистемы» - компанию, в задачу которой входила разработка электростанций, дружественных к окружающей среде, а также популяризация самой идеи таких станций. Это был исключительно рискованный бизнес, и большинство наших конкурентов в конце концов потерпели неудачу. Однако опять на выручку пришли «случайные совпадения». Я был уверен, что помощь, которая вдруг откуда-то появлялась, на самом деле была наградой за мои былые заслуги и мой обет молчания. Бруно Замботти занял высокую должность в Межамериканском банке развития. Он согласился стать членом правления «Ай-пи-эс» и помочь с финансированием молодой компании. Мы получили поддержку от «Бэнкерс траст»; «И-эс-ай энерджи», «Пруденшиал иншурэнс компани», «Чедборн энд Парк» (крупнейшая юридическая фирма Уолл-стрит, партнером в которой был бывший сенатор, кандидат в президенты и госсекретарь Эд Маски); от «Райли Стоукер корпорейшн» (инжиниринговая фирма, которой владела «Эшланд ойл компани», разрабатывавшая и производившая сложные агрегаты для электростанций). Нас поддержал даже конгресс: он освободил нас от уплаты некоторых налогов и в последующем отдавал нам предпочтение перед нашими конкурентами.

В 1986 году «Ай-пи-эс» и «Бектел» одновременно, но независимо друг от друга начали строительство электростанций, использовавших новейшую, по последнему слову науки технологию сжигания отработанной угольной породы без образования кислотных дождей. К концу десятилетия эти две электростанции революционизировали отрасль и внесли значительный вклад в принятие федеральных законов об охране окружающей среды, доказав раз и навсегда, что многие так называемые отходы могут быть преобразованы в электроэнергию и что уголь можно сжигать без образования веществ, вызывающих кислотные дожди, таким образом опровергнув традиционные уверения электроэнергетических компаний в обратном. Наша электростанция также доказала, что неопробованные современные технологии могут финансироваться небольшой независимой компанией, через Уолл-стрит и другими традиционными методами[1]. Дополнительным преимуществом было то, что наша станция передавала так называемую сбросную теплоту для обогрева трех с половиной акров гидропонных теплиц, а не в охладительные бассейны и башни.

Должность президента «Ай-пи-эс» давала мне возможность получить представление об энергетической промышленности изнутри. Я имел дело с самыми влиятельными людьми в этой области: юристами, лоббистами, банкирами и руководителями крупнейших фирм. Кроме того, на моей стороне было еще одно преимущество. Мой тесть проработал в «Бектел» более тридцати лет, достиг должности главного архитектора, а теперь руководил строительством города в Саудовской Аравии - прямое следствие моей работы в начале 1970-х, во время операции по отмыванию денег Саудовской Аравии. Уинифред выросла в Сан-Франциско, где расположен головной офис фирмы, и тоже была членом «корпоративной семьи»: после окончания отделения Калифорнийского университета в Беркли она работала в «Бектел».

Энергетика претерпевала значительную реструктуризацию. Крупные инженерные фирмы стремились вытеснить энергетические компании, которые до сих пор пользовались преимуществами местных монополистов, - или хотя бы стать конкурентами энергетиков. Свертывание государственного участия и регулирования стало лозунгом момента; правила стремительно менялись. .Для амбициозных людей появилось множество возможностей воспользоваться преимуществами ситуации, которая ставила в тупик суды и конгресс. Воротилы бизнеса назвали происходящее «освоением Дикого Запада эры энергетики».

Одной из жертв этого процесса стала МЕЙН. Как и предсказывал Бруно, Мак Холл потерял связь с реальностью, и никто не осмеливался указать ему на это. Полу Придди так и не удалось установить контроль над фирмой, и руководство МЕЙН не только не воспользовалось кардинальными переменами в промышленности, но и допустило несколько роковых ошибок. Всего через несколько лет после того, как Бруно добился рекордных прибылей, МЕЙН оказалась в исключительно тяжелой финансовой ситуации. Партнеры решили продать МЕЙН одной из крупнейших инженерно-строительных компаний, которая сумела сориентироваться в ситуации.

В 1980 году я получил почти по тридцать долларов за акцию; четыре года спустя другим партнерам пришлось довольствоваться меньше чем половиной этой суммы. Так сто лет гордого существования фирмы закончились унижением. Мне грустно было наблюдать закат фирмы, но это доказало, что я поступил правильно, уйдя тогда, когда ушел. Фирма еще некоторое время просуществовала под своим именем, но затем и имя поменяли. Некогда столь весомое во всем мире название ушло в забвение. МЕЙН - это пример компании, которая не смогла выжить в атмосфере перемен в индустрии. Полной противоположностью ей оказалась компания «Энрон», за взлетом которой мы, знающие эту отрасль изнутри, следили как зачарованные. Одна из наиболее быстро растущих фирм в отрасли, она, возникнув, как казалось, ниоткуда, немедленно начала проворачивать гигантские сделки. Обычно любому заседанию предшествуют несколько минут общих разговоров, пока участники рассаживаются, наливают кофе, раскладывают бумаги. Тогда все разговоры крутились вокруг «Энрон». Непосвященные не могли понять, как удается «Энрон» творить подобные чудеса. Посвященные же только улыбались и молчали. Иногда, в ответ на настойчивые расспросы, они говорили о новых методах в управлении, о «творческом подходе к финансированию», о том, что компания берет на работу людей, знающих, как пройти коридорами власти во всех столицах мира.

Мне все это очень напоминало новый вариант старой технологии ЭУ. Глобальная империя наступала победным маршем. Те из нас, кто интересовался нефтяной промышленностью и международными событиями, частенько обсуждали и другую тему: сына вице-президента, Джорджа У. Буша. Его первая энергетическая компания, «Арбусто» (в переводе с испанского - «куст»), оказалась несостоятельной и в 1984 году спаслась слиянием со «Спектрум-7». Затем сам «Спектрум-7» оказался на грани банкротства и в 1986 году был куплен «Харкен энерджи корпорейшн», в которой Дж. У. Буш остался членом правления и консультантом с зарплатой сто двадцать тысяч долларов в год[2].

Мы все считали, что решающим фактором в таком назначении было вице-президентство его отца, поскольку послужной список Буша-младшего в нефтяной сфере никак не оправдывал подобного выбора. И конечно, было совсем неслучайным, что «Харкен» использовала ситуацию и вышла на международный рынок впервые за всю историю своего существования, начав активные поиски возможностей для нефтяных инвестиций на Ближнем Востоке. Журнал «Вэнити фейр» писал: «Как только Буш занял место в правлении, с «Харкен» стали происходить чудесные вещи: новые инвестиции, неожиданные источники финансирования, удачно полученные права на бурение»[3].

В 1989 году «Амоко» вела переговоры с правительством Бахрейна о получении прав на офшорное бурение. В это время вице-президент Буш был избран президентом. Вскоре после этого Майкл Амин, консультант Госдепартамента, в обязанности которого входило проинструктировать вновь назначенного посла США в Бахрейне, Чарльза Хостлера, организовал серию встреч правительства Бахрейна и «Харкен энерджи». Неожиданно «Амоко» поменяли на «Харкен». И хотя «Харкен» раньше занималась бурением только на юго-востоке США и никогда не производила офшорного бурения, она получала эксклюзивные права на офшорное бурение в Бахрейне - случай беспрецедентный в арабском мире. В течение следующих недель цены на акции «Харкен энерджи» повысились больше чем на двадцать процентов - с четырех с половиной долларов до пяти с половиной за акцию[4].

Даже бывалые работники отрасли были шокированы произошедшим в Бахрейне. «Надеюсь, Дж. У. не задумал ничего такого, за что придется расплачиваться его отцу, - сказал мой друг-юрист, работавший в энергетике, ярый сторонник республиканцев. Мы наслаждались коктейлем в баре на углу Уолл- стрит, на самом верху здания Всемирного торгового центра. Он был в смятении. - Неужели это действительно стоит того, - продолжал он, печально покачав головой. - Стоит ли рисковать должностью президента ради карьеры сына?»

Я был меньше удивлен, чем мои знакомые: у меня был свой угол зрения. Я работал на правительства Кувейта, Саудовской Аравии, Египта и Ирана, я был знаком с современной политикой на Ближнем Востоке, и я знал, что Буш, как и руководство «Энрон», был частью того, что создал я сам и мои коллеги ЭУ; все они были феодалами и плантаторами[5].
Глава 29
Я БЕРУ ВЗЯТКУ

В тот период моей жизни я пришел к пониманию, что мы вступили в новую эру экономики. То, чему положил начало Роберт Макнамара — человек, служивший мне примером, - в свою бытность секретарем по вопросам обороны и президентом Всемирного банка, обострилось свыше моих самых мрачных опасений. Подход Макнамары к экономике, основанный на кейнсианском учении, его пропаганда агрессивного руководства стала широко распространяться. Понятие ЭУ было расширено и стало включать все типы руководителей в самых разнообразных сферах. Возможно, их не всегда отбирало и проверяло УНБ, но они выполняли сходные функции.

Теперь единственное различие заключалось в том, что у корпоративных руководителей - ЭУ не всегда была необходимость использовать средства международного банковского сообщества. В то время как старая, то есть моя ветка продолжала разрастаться, молодая поросль на ней становилась все более ядовитой. Молодые мужчины и женщины, выросшие из среднего руководящего звена в 1980-х годах в твердой уверенности, что цель оправдывает средства. Глобальная империя представляла собой просто путь к повышению прибылей.

В той сфере, где я работал, появились новые тенденции. «Акт о предприятиях коммунальной сферы» (Р1Л1РА) был принят конгрессом в 1978 году, прошел через несколько юридических инстанций и в конце концов стал законом в 1982 году. Конгресс первоначально предполагал, что закон будет поощрять небольшие независимые компании, как моя, в их разработке альтернативного топлива и других новаторских подходов в производстве электроэнергии. Этот закон обязывал крупные электрические компании покупать энергию, произведенную маленькими компаниями, по разумным ценам. Такая политика была результатом стремления Картера снизить зависимость США от нефти -любой нефти, не только импортируемой. Изначально закон принимался для того, чтобы поощрить разработку альтернативных источников энергии и одновременно развитие независимых компаний, которые отражали предпринимательский дух Америки. Однако на деле все обернулось иначе.

В 1980-х и начале 1890-х упор стали делать не на предпринимательство, а на дерегулирование. Я наблюдал, как большая часть других мелких независимых компаний проглатьшается большими инженерными и строительными фирмами и самими предприятиями коммунального хозяйства. Последние нашли лазейку в законе, позволявшую им создавать холдинговые компании, которые могли владеть и регулируемыми государством коммунальными предприятиями, и нерегулируемыми независимыми корпорациями - производителями энергии. Многие из них развернули агрессивные программы, направленные на приведение независимых фирм к банкротству для последующей их покупки. Другие просто создали свои аналоги независимых компаний с нуля. Идея уменьшения нашей зависимости от нефти умерла сама собой. Рейган был в глубоком долгу у нефтяных компаний; Буш сделал себе состояние на нефти. Большинство ключевых игроков и членов кабинета в обеих администрациях либо участвовали в нефтяном бизнесе, либо в строительных и инженерных компаниях, тесно связанных с этим бизнесом. Да и в конечном итоге нефть и строительство не были делом только одной партии: с ними работали и от них получали деньги и многие демократы. «Ай-пи-эс» продолжала выступать за энергию, безопасную для окружающей среды. Мы были привержены целям Р1ЖРА, и жизнь наша складывалась неплохо. Мы были одной из немногих независимых компаний, которые не только выжили, но и процветали. Я не сомневаюсь, что основной причиной тому была моя прошлая служба корпоратократии.

То, что происходило в энергетике, отражало тенденцию, захлестнувшую весь мир. Забота о социальном благополучии, об окружающей среде и других аспектах качества жизни уступила место жадности. Особое значение придавалось развитию частных фирм. Поначалу это обосновывалось теоретически; в частности, тем, что капитализм превосходит социализм и должен победить его. Однако потом выяснилось, что в таком обосновании нет нужды. Просто было принято априори, что, если проект финансируется состоятельными частными инвесторами, он изначально лучше, чем тот, который финансируется правительством. Международные организации, такие, как Всемирный банк, немедленно стали сторонниками таких взглядов и начали выступать за прекращение госрегулирования и приватизацию систем водоснабжения, канализации и водоочистки, коммуникации и связи, энергетических систем и других, ранее находившихся в ведении правительства.

В результате стало возможным распространить концепцию ЭУ в более широкие сообщества, посылать сотрудников из разнообразных фирм для выполнения задач, которые ранее считались прерогативой избранных - членов эксклюзивного клуба. Эти сотрудники разлетелись по планете. Они выискивали самую дешевую рабочую силу, легкодоступные ресурсы, крупнейшие рынки. Они были беспощадны. Как и их предшественники - ЭУ вроде меня в Индонезии, Панаме, Колумбии, - они нашли способы обосновать свои неблаговидные действия. Как и мы, они заманивали в свои сети целые общества и страны. Они обещали богатство: страны могли выбраться из долгов с помощью частного сектора. Они строили школы и автодороги, дарили телефоны и телевизоры, предоставляли бесплатные медицинские услуги. Однако если они открывали источник более дешевой рабочей силы и доступные ресурсы в другом месте, они тут же сворачивались. Когда они покидали сообщество, в котором поселили надежду, последствия были самые ужасные, но они делали это без тени сомнения, не чувствуя ни малейших укоров совести. Иногда я думал: а влияет ли это каким-то образом на их психику? Чувствуют ли они временами сомнения, как это было со мной? Стояли ли они когда-нибудь на берегу загаженного канала, наблюдая, как в нем купается молодая женщина, в то время как выше по течению испражняется старик? Неужели больше не осталось говардов паркеров, способных задать неудобные вопросы? Хотя меня радовал успех «Ай-пи-эс» и я наслаждался семейной жизнью, временами я испытывал жесточайшую депрессию. Я был отцом маленькой девочки, и меня беспокоило, какое будущее мы оставим ей в наследство. Меня подавляло чувство вины за ту роль, которую я когда-то играл.

Оглядываясь назад, я не мог не видеть пугающей истори- ческой тенденции. Современная международная финансовая система была создана в конце Второй мировой войны, на встре- че лидеров многочисленных стран, проходившей в Бреттон- Вудс, в Нью-Гемпшире - моем родном штате. Всемирный банк и Международный валютный фонд были созданы для реконструк- ции разоренной Европы, и они достигли замечательных успехов. Система быстро расширялась и вскоре была официально одобрена всеми крупнейшими союзниками Соединенных Шта- тов и провозглашена панацеей от угнетения. Мы были уверены, что она спасет нас от смертельных когтей коммунизма. Но я не мог не задумываться о том, к чему нас все это может привести. К концу 1980-х годов, после развала Советского Союза и международного коммунистического движения, стало очевидным, что победа над коммунизмом не могла быть самоцелью; настолько же очевидным было и то, что глобальная империя, выросшая из капитализма, теперь будет свободно править. Джим Гаррисон, президент форума «Ситуация в мире» (8(асе огЧЬе \№эгк1), пишет:

«Если посмотреть на процесс в целом, интеграция мира, особенно в терминах экономической глобализации и ми- - по настоящее время фических качеств «свободного рыночного» капитализма, представляет собой не что иное, как своего рода «империю»... Ни одна страна на земле не смогла устоять перед неодолимым магнетизмом глобализации. Единицам удалось избежать «структурной адаптации» и «обусловленности» Всемирного банка, Международного валютного фонда или Всемирной торговой организации. Эти международные финансовые учреждения, как бы несовершенны они ни были, по-прежнему определяют, что значит экономическая глобализация, каковы правила, кого следует поощрить за послушание, а кого наказать за нарушения. Сила глобализации такова, что еще при нашей жизни мы станем свидетелями интеграции (пусть и не в равной степени) всех национальных экономик в мире в единую глобальную рыночную систему»1.

Размышляя над всем этим, я решил, что пришло время возобновить работу над моей книгой откровений, «Совесть экономического убийцы». Я не делал ни малейшей попытки держать эту работу в тайне. Даже и сегодня я не принадлежу к тем писателям, которые могут работать в одиночестве. Мне необходимо обсуждать с кем-то мою работу. Я получаю вдохновение от общения с людьми; я обращаюсь к ним, чтобы они помогли мне вспомнить и правильно выстроить события прошлого. Я люблю зачитывать отрывки друзьям, чтобы услышать их мнение. Я понимаю, что это может быть рискованным, но я не знаю другого способа писать. Поэтому не стало секретом то, что я пишу книгу о своей работе в МЕЙН. Однажды днем мне позвонил бывший партнер МЕЙН и предложил очень выгодную работу: должность консультанта в «Стоун энд Уэбстер инджиниринг корпорейшн» («ЗШЕС»). В то время это была одна из крупнейших инженерных и строительных компаний; она пыталась захватить ведущие позиции в меняющемся мире энергетики. Мой бывший сослуживец объяснил, что я буду работать в их новом подразделении, созданном по образу таких компаний, как моя собственная «Ай-пи-эс». Я с облегчением узнал, что мне не придется участвовать ни в каких международных или связанных с деятельностью ЭУ проектах.

По его словам, от меня вообще много не требовалось. Я был одним из немногих, кто основал и руководил процветающей независимой энергетической компанией; у меня была превосходная репутация в отрасли. Главным интересом «5УУЕС» было использовать мое резюме и иметь меня в списке своих советников, что было абсолютно законно и являлось обычной практикой в отрасли. Это предложение было особенно привлекательным для меня, поскольку вследствие некоторых обстоятельств я подумывал о продаже «Ай-пи-эс». Стабильная работа в «5\/УЕС» с очень высокой зарплатой была как нельзя кстати.

В тот же день, когда меня приняли на работу, генеральный директор «ЗШЕС» пригласил меня пообедать. Некоторое время мы болтали о разном, и я вдруг понял, что какая-то часть меня стремилась вернуться в консультанты: забыть об ответственности, которую влекло за собой управление сложной энергетической компанией; об ответственности за сотню людей, работавших на строительстве электростанции, об обязательствах, налагаемых строительством и управлением энергетическими предприятиями. Я уже знал, как потратить ту немалую зарплату, которую он собирался мне предложить. Я решил использовать ее, в частности, на создание неприбыльной организации.

За десертом он заговорил о моей книге «Без стресса», которая к тому времени была уже опубликована. Он рассказал, что слышал о ней много хорошего. А потом он посмотрел мне прямо в глаза.

- А вы собираетесь писать еще какие-нибудь книги? Мои внутренности сжались. Я понял, в чем было дело. Я не колебался ни минуты.

- Нет, - сказал я. - В настоящее время я не собираюсь писать никаких книг.

- Рад это слышать, - сказал он. - Наша компания дорожит своими секретами. Как и МЕЙН.

- Я понимаю.

Он откинулся на спинку стула, улыбнулся и, похоже, расслабился. - Конечно, такие книги, как ваша последняя, о стрессе и подобных вещах, вполне допустимы. Иногда они даже помогают в карьере. Будучи консультантом в «5Ч/УЕС», вы свободно можете публиковать подобные работы. - Он посмотрел на меня, ожидая ответа.

- Приятно слышать.

- Да, вы можете писать такие книги абсолютно свободно. Однако нет необходимости говорить, что вы не должны никогда упоминать в своих книгах имени нашей фирмы и что вы не можете писать о чем бы то ни было, имеющем отношение к природе нашего бизнеса, а также о вашей работе в МЕЙН. Вы не будете писать о политике, об отношениях с международными банками, о проектах по развитию. - Он впился в меня взглядом.

- Это обычный вопрос конфиденциальности.

- Само собой разумеется, - заверил я.

Мне показалось, что на какое-то мгновение мое сердце остановилось. Вернулось знакомое ощущение, напоминавшее то, которое я испытывал, общаясь с Говардом Паркером в Индонезии, или путешествуя по столице Панамы с Фиделем, или сидя в колумбийском кафе с Паулой. Я опять продавался - опять. Это не была взятка в юридическом смысле; для компании было абсолютно законным платить за включение моего имени в списки своих сотрудников, за мои советы, за то, что я время от времени появляюсь на заседаниях; однако я понимал действительную причину, по которой меня взяли на работу.

Он предложил мне оклад, равный окладу руководящего сотрудника фирмы.

Вечером того же дня я сидел в аэропорту, оглушенный, ожидая своего рейса во Флориду. Я чувствовал себя проституткой. Даже хуже: я чувствовал, что предал свою дочь, свою семью, свою страну. И все же, говорил я себе, у меня не было выбора. Я знал, что, если не приму эту взятку, за ней последует кое-что более опасное.
Глава 30
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ВТОРГАЮТСЯ В ПАНАМУ

Торрихос погиб, но Панама продолжала занимать особое место в моем сердце. Живя в Южной Флориде, я имел возможность пользоваться разнообразными источниками информации о текущих событиях в Центральной Америке. Дело Торрихоса продолжало жить, хотя оно и воплощалось в жизнь людьми, не наделенными в такой же степени состраданием и силой характера. Попытки сгладить противоречия в Западном полушарии продолжались и после его смерти. Панама была намерена заставить Соединенные Штаты жить в соответствии с условиями Панамского соглашения.

Преемник Торрихоса, Мануэль Норьега поначалу казался преисполненным желания следовать путем своего наставника. Я не был знаком с Норьегой лично, но, судя по всему, сначала он пытался поддерживать бедных и угнетенных Латинской Америки. Одним из его важнейших проектов оставалось продолжение исследования возможности строительства нового канала. Предполагалось, что финансирование и само строительство будет осуществляться японцами. Естественно, он встретил сильное сопротивление со стороны Вашингтона и частных американских компаний. Сам Норьега писал:

«Госсекретарь Шульц в прошлом был одним из руководителей международной компании «Бектел»; министр обороны Каспар Уайнбергер был вице-президентом «Бектел». «Бектел» изо всех сил стремилась заполучить миллионные прибыли от строительства канала. Администрация Рейгана и Буша боялась, что проект получит Япония; дело было не только в якобы заботе о безопасности; речь шла о конкуренции в бизнесе. Американские компании могли потерять миллиарды долларов»1.

Но Норьега был не Торрихос. В нем не было харизмы и прямоты, которыми обладал его бывший руководитель. Со временем он приобрел нехорошую репутацию человека, связанного с коррупцией и наркоторговлей. Его даже подозревали в организации убийства своего политического соперника, Уго Спадафоры. Норьега приобрел известность во время пребывания на посту руководителя группы «С-2» Вооруженных сил Панамы. Это была группа военной разведки, взаимодействовавшая с ЦРУ. В этом качестве он установил близкие отношения с директором ЦРУ Уильямом Дж. Кейси. ЦРУ использовало эту связь для продвижения своих интересов в Карибском регионе и в Центральной и Южной Америках. Например, когда администрации Рейгана понадобилось в 1983 году предупредить Кастро о готовящемся вторжении США в Гренаду, Кейси обратился к Норьеге, попросив его передать это сообщение. Полковник помогал ЦРУ внедриться в колумбийские и другие наркокартели.

К 1984 году Норьега занял пост главнокомандующего Во- оруженными силами Панамы. Говорят, что Кейси, приземлив- шись в том году в аэропорту Панамы и будучи встреченным шефом местного отдела ЦРУ, воскликнул: «Где мой мальчик? Где Норьега?» Когда генерал приезжал в Вашингтон, он не раз бывал дома у Кейси в гостях. Много лет спустя Норьега признавался, что благодаря его тесной связи с Кейси он чувствовал себя неуязвимым. Он считал, что ЦРУ, как и «С-2», была сильнейшей правительственной организацией. Норьега был убежден, что Кейси защитит его, несмотря на его позицию в отношении Панамского соглашения и военных баз в зоне Канала[2].

Торрихос был символом справедливости и равенства не только для панамцев, Норьега стал символом коррупции и упадка. Это еще раз подтвердилось 12 июня 1986 года, когда газета «Нью-Йорк тайме» опубликовала на первой полосе статью с заголовком «Сильный человек Панамы замешан в торговле наркотиками и отмывании денег». Эта разоблачительная статья, написанная журналистом - лауреатом Пулитцеровской премии, утверждала, что генерал тайно и незаконно сотрудничал с частными компаниями Латинской Америки; что он занимался шпионажем в пользу и Соединенных Штатов, и Кубы, то есть, по существу, был двойным агентом; что «С-2» по его указанию обезглавила Уго Спадафору, что Норьега лично управлял крупнейшим наркосиндикатом в Панаме. В дополнение к статье газета поместила портрет генерала, отнюдь не льстивший ему. На следующий день, в развитие темы, последовало еще больше подробностей3.

Помимо внутренних проблем, у Норьеги появились и проблемы с президентом США, который усиленно старался подправить свой имидж. Журналисты объясняли происходящее «фактором слабохарактерного человека»[4]. Это приобрело особое значение, когда Норьега твердо отказался от того, чтобы оставить Школу двух Америк на своей территории еще на пятнадцать лет. Интересно об этом пишет сам генерал:

«Мы были намерены продолжать дело Торрихоса, но Соединенные Штаты стремились не допустить этого. Они хотели либо продлить пребывание Школы двух Америк, либо пересмотреть соглашение с целью оставить ее в Панаме, указывая на ее необходимость в связи с растущими военными приготовлениями в Центральной Америке. Но Школа двух Америк мешала нам. Мы не хотели иметь на нашей земле тренировочный лагерь для эскадронов смерти и военные силы правой ориентации»[5].

Возможно, поэтому последовавшие события не должны были стать неожиданностью, однако мир был потрясен, когда 20 декабря 1989 года Соединенные Штаты атаковали Панаму. Это была крупнейшая воздушно-десантная операция со времен Второй мировой войны6. Ничем не оправданное нападение на мирное население. Панама и ее граждане не представляли абсолютно никакой угрозы ни для Соединенных Штатов, ни для других стран. Политики, правительства и пресса во всем мире объявили односторонние действия США явным нарушением норм международного права.

Если бы эта военная операция была направлена на страну, в которой совершались массовые убийства или другие преступления против прав человека, - скажем, на Чили во времена Пиночета, на Парагвай при Стресснере, Никарагуа при Сомосе, Сальвадор при Д'Обюиссоне, Ирак при Саддаме, - мир, возможно, понял бы эти акции. Но Панама не делала ничего подобного: она всего лишь осмелилась сказать «нет» горстке влиятельных политиков и руководителей корпораций. Она настаивала на том, чтобы соглашение по Каналу уважалось; она вела дискуссии и обсуждения с теми, кто хотел реформировать общество; она изучала возможность строительства нового канала с помощью японских инвестиционных и строительных компаний. И в результате она столкнулась с ужасающими последствиями. Как пишет Норьега:

«Я хотел, чтобы всем было предельно ясно: кампания по дестабилизации, начатая Соединенными Штатами в 1986 году и закончившаяся вторжением в Панаму, была результатом отказа от любого сценария, при котором Панамский канал находился бы в руках независимой, суверенной Панамы, поддерживаемой Японией... Тем временем Шульц и Уайнбергер, прикрываясь положением официальных лиц, действующих в интересах общества, и пользуясь неосведомленностью о влиятельных экономических интересах, которые они представляли, наращивали пропагандистскую кампанию, направленную на мое уничтожение»7.

Официальное объяснение Вашингтона по поводу нападения на Панаму сводилось к одному человеку. Единственной причиной, по которой Соединенные Штаты послали своих молодых мужчин и женщин рисковать своими жизнями и совестью, убивая невинных, включая так никогда и не посчитанных детей, и сожгли половину панамской столицы, - был Норьега. Его называли порождением зла, врагом народа, наркодельцом, и в этом качестве он представлял собой достаточное основание для массового вторжения в страну с двумя миллионами жителей, - которая при этом случайно оказалась расположенной на одном из самых дорогих участков земли в мире.

Меня настолько взволновало вторжение, что я впал в депрессию, которая продолжалась много дней. Я знал, что у Норьеги есть телохранители, и все-таки я не мог удержаться от мысли, что шакалы смогут дотянуться до него, как смогли они дотянуться до Ролдоса и Торрихоса. Большинство его телохранителей наверняка обучались у американских военных. Возможно, им заплатят за то, что они в нужный момент отвернутся или попросту сами устранят генерала.

Чем больше я думал и читал о вторжении, тем яснее мне становилось, что оно доказывало следующее. Политика Соединенных Штатов вернулась к старым методам строительства империй; администрация Буша была намерена пойти еще дальше, чем администрация Рейгана, и продемонстрировать миру, что она не колеблясь использует любые силы для достижения своих целей. Кроме того, было ясно, что целью акции в Панаме, помимо замены последователей Торрихоса марионеточным правительством, действовавшим в интересах США, было напугать такие страны, как Ирак, добившись таким образом их подчинения.

Дэвид Харрис, редактор «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и автор многочисленных книг, делится интересными наблюдениями. В своей книге «Стреляя в луну», изданной в 2001 году, он пишет: «Из многих тысяч правителей, властителей, сильных личностей, хунт и военных диктаторов, с которыми американцам приходилось иметь дело в различных уголках мира, генерал Мануэль Антонио Норьега - это единственный, за кем американцы пришли таким образом. Впервые за все 225 лет своего существования Соединенные Штаты вторглись в чужую страну и вывезли ее правителя в Соединенные Штаты, чтобы предать суду и заключить в тюрьму за нарушение американских законов, совершенное правителем на своей родной земле»8.

После бомбежек Соединенные Штаты внезапно оказались в деликатной ситуации. Какое-то время было ощущение, что сейчас начнется ответный огонь. Администрация Буша могла сколько угодно исправлять имидж «слабохарактерного», но теперь они стояли перед проблемой легитимности, перед обвинением в террористическом акте. Выяснилось, что военные запретили журналистам, Красному Кресту и другим независимым наблюдателям в течение трех дней появляться там, где были бомбардировки, пока солдаты сжигали или закапывали жертвы. В газетах звучали вопросы о том, сколько доказательств преступного и вообще недостойного поведения было уничтожено; о количестве погибших в результате того, что помощь не была оказана своевременно; но на эти вопросы никто так и не ответил.

Мы никогда не узнаем всей правды о вторжении, никогда не узнаем истинных масштабов бойни. Министр обороны Ричард Чейни сообщил о пятистах-шестистах погибших; независимые группы наблюдателей за соблюдением прав человека называют цифру от трех до пяти тысяч погибших, при этом еще двадцать пять тысяч остались без крыши над головой9. Норьегу арестовали, вывезли в Майами и приговорили к сорока годам заключения; на тот момент он был единственным в США человеком, официально числящимся военнопленным[10].

Мир был разъярен этим нарушением международного права, бессмысленным уничтожением беззащитных людей наиболее могущественными вооруженными силами на планете. Но в самих Соединенных Штатах почти никто не знал ни об этой ярости, ни о преступлениях, совершенных Вашингтоном. Пресса очень мало писала об этих событиях. Этому способствовало многое, в том числе политика правительства по этому вопросу, звонки из Белого дома издателям и телевизионному начальству, конгрессмены, которые не осмелились возражать, чтобы «фактор слабохарактерного человека» не стал проблемой и для них. И журналисты, которые считали, что публике нужны скорее герои, чем правда. Исключением стал Питер Эйснер, редактор «Ньюсдэй», репортер Ассошиэйтед пресс, который писал о панамских событиях и потом в течение многих лет продолжал заниматься их анализом. В книге «Мемуары Мануэля Норьеги - американско- го пленного», опубликованной в 1997 году, Эйснер пишет:

«Смерть, разрушение и несправедливость, сопряженные с борьбой против Норьеги; ложь, окружавшая эти события, стали угрозой основным американским принципам демократии. .. Солдатам было приказано убивать в Панаме - и они убивали, потому что им сказали, что они спасают страну от лап жестокого диктатора; и, когда они начали действовать, люди в их стране (США) пошли с ним нога в ногу»[11].

После длительного изучения материала, включая беседы с Норьегой в его тюремной камере в Майами, Эйснер приходит к выводу: «Что касается главного, я не думаю, что предъявленные доказательства подтверждают обвинения, выдвинутые против него. Я не думаю, что его действия как руководителя вооруженных сил другой страны или главы суверенного государства оправдывают вторжение в Панаму или что он представлял угрозу национальной безопасности США»12.

Эйснер заключает:

«Мой анализ политической ситуации и мои статьи из Панамы до, во время и после вторжения приводят к заключению, что американское вторжение в Панаму было ужасным злоупотреблением властью. Это вторжение служило интересам самонадеянных американских политиков и их союзников в Панаме, путем ужасающего кровопролития»[13]. Было восстановлено правление семей Ариас и олигархов, правивших до Торрихоса, - бьшших американскими марионетками еще с тех времен, когда Панаму оторвали от Колумбии, и до тех пор, как власть взял Торрихос. Много споров вызвало новое соглашение по Каналу. По сути, Вашингтон снова контролировал водный путь, вопреки тому, что говорили официальные документы.

Размышляя о случившемся и о том, что я испытал, работая в МЕЙН, я поймал себя на том, что задаю себе снова и снова одни и те же вопросы. Сколько решений, включая решения величайшего исторического значения, затрагивающих интересы миллионов людей, - принимаются на самом деле кем-то в своих корыстных интересах, а вовсе не из желания сделать что- то правильное и полезное. Сколько чиновников правительственного уровня руководствуются в своих решениях собствен- ной жадностью, а не интересами государства. Сколько войн начинается потому, что президент боится показаться избирателям слабохарактерным человеком.

Вопреки моим обещаниям президенту «5\/УЕС», мое чувство разочарования и бессилия по поводу вторжения в Панаму подтолкнуло меня к возобновлению работы над книгой; правда, на этот раз я решил сосредоточиться на Торрихосе. Рассказывая о нем, я хотел поведать о несправедливости, воцаряющейся в нашем мире, - и избавиться от чувства собственной вины. И я был намерен молчать о том, что делаю, а не обращаться за советом к друзьям и бывшим коллегам.

Работая над книгой, я был ошеломлен масштабом деятельности ЭУ в разных точках планеты. Я пытался сконцентрироваться на нескольких особо ярких примерах, но список мест, в которых я работал и положение в которых после этого ухудшилось, поражал воображение. Меня ужасала и степень моей собственной коррумпированности. В своей жизни я очень часто пытался разобраться в себе и теперь понимаю, что, уже находясь на полпути, я был настолько погружен в свои каждодневные дела, что не воспринимал картину в общем. Например, когда я был в Индонезии, меня заставили задуматься наши беседы с Говардом Паркером и то, о чем говорили друзья Рейси. Меня глубоко взволновали впечатления от увиденного во время нашей с Фиделем поездки в трущобы, в зону Канала и на дискотеке. В Иране мое спокойствие было надолго нарушено нашими беседами с Ямином и Доком. Сейчас же работа над книгой дала мне возможность взглянуть на все это в целом. Я понял, как легко я приспособился не видеть общей картины и соответственно не осознавать истинный смысл моей работы.

Каким же простым все это кажется теперь, каким самоочевидным, и при этом насколько же не проста сущность этих событий! Это похоже на то, что происходит с солдатом. Поначалу он наивен. Он может сомневаться в моральной стороне убийства, но прежде всего ему приходится думать о себе, о собственном страхе, о том, чтобы выжить самому. После того как он убивает первого врага, его захлестывают эмоции. Он думает о семье уби- того, он испытывает угрызения совести. Но чем больше он воюет, чем больше убивает, тем более жестким он становится. И тогда он превращается в профессионального солдата.

Я стал профессиональным солдатом. Это сравнение дает возможность разобраться в том, как совершаются преступления и строятся империи. Теперь я мог понять, почему так много лю- дей совершают ужасающие деяния: как, например, славные, обожающие свои семьи иранцы могли работать в известной своей жестокостью тайной полиции шаха; как хорошие немцы могли исполнять приказы Гитлера; как добропорядочные американские мужчины и женщины могли бомбить столицу Панамы.

Будучи ЭУ, я не получил ни единого пенса от УНБ или какого-либо другого государственного учреждения; мне платила зарплату МЕЙН. Я был гражданин, работающий на частную фирму. Это понимание помогло мне более четко увидеть нарождающийся тип служащего корпорации - ЭУ. На мировой сцене появлялся новый тип солдата, и эти люди становились некритичными и нечувствительными к своим собственным поступкам. В своей книге я писал:

«Сегодня мужчины и женщины едут в Таиланд, на Филиппины, в Ботсвану, Боливию и другие страны, где они ожидают увидеть людей, жаждущих работы. Они едут в эти страны с четкой целью: эксплуатировать несчастных людей, чьи дети не получают качественного питания или даже голодают; людей, живущих в трущобах и потерявших надежду на лучшую жизнь; людей, которые даже не мечтают о другой жизни. Из своих шикарных офисов на Манхэттене или в Сан-Франциско и Чикаго эти мужчины и женщины разлетаются по континентам в роскошных самолетах, останавливаются в первоклассных отелях, ужинают в лучших местных ресторанах. А потом они отправляются на поиски отчаявшихся людей.

Сегодня у нас по-прежнему существуют работорговцы. Им уже нет необходимости забираться в леса Африки, чтобы отобрать лучших особей, за которых дадут высшую цену на аукционах в Чарльстоне, Картахене и Гаване. Они просто набирают отчаявшихся людей и строят фабрику, производящую пиджаки, или джинсы, или кроссовки, или автомобильные и компьютерные комплектующие и многое другое, что они могут продать на рынках, выбранных по своему усмотрению. Им даже не обязательно самим владеть фабрикой: они могут нанять местного бизнесме- на, который будет делать всю черную работу за них.

Эти мужчины и женщины считают себя честными и порядочными. Они привозят домой фотографии живописных мест и античных руин, чтобы показать их своим детям. На семинарах они похлопывают друг друга по плечу и обмениваются советами, как обходиться со странно- стями таможни в дальних странах. Их боссы нанимают адвокатов, чтобы заверить их, что их деятельность совершенно законна. В их распоряжении - психотерапевты и другие специалисты, убеждающие их в том, что они помогают этим бедным, отчаявшимся людям.

Работорговец прошлого говорил себе, что он имеет дело с особями, не являющимися вполне людьми; что он предлагает им возможность стать христианами. Кроме того, он понимал, что рабы - это залог выживания его обще- ства, основа экономики. Современные работорговцы уверяют себя, что отчаявшимся людям лучше получить один доллар в день, чем вообще ничего, при этом они интегрируются в мировое сообщество. Они также понимают, что эти отчаявшиеся люди - залог выживания его (ее) компании, основа его (ее) собственного образа жизни. Они ни на минуту не задумываются о более отдаленных последствиях того, что они сами, их образ жизни и вся стоящая за ними экономическая система делает с миром - или о том, как в конечном итоге все это влияет на будущее их детей.»
Глава 31
ПРОВАЛ ЭУ В ИРАКЕ

Должность президента «Ай-пи-эс» в 1980-х и консультанта в «ЗТО;С» в конце 1980-х и 1990-х годах давала мне возможность получать информацию об Ираке, недоступную для большинства людей. Действительно, в 1980-х годах большинство американцев очень мало знали об этой стране. Она просто не находилась в поле их зрения. Однако я был заинтригован происходящим там.

Я поддерживал отношения со старыми друзьями, сотрудниками Всемирного банка, 118АГО, Международного валютного фонда, с другими финансовыми организациями, а также с сотрудниками «Бектел» (включая моего тестя), «Халлибертон» и других крупнейших инженерных и строительных компаний. Многие инженеры, работавшие на субподрядчиков «Ай-пи-эс», также имели отношение к проектам на Ближнем Востоке.

Я прекрасно знал, что ЭУ усердно работали в Ираке. Администрация Рейгана и Буша была намерена превратить Ирак в еще одну Саудовскую Аравию. У Саддама Хусейна было много веских причин следовать примеру дома Сауда. Ему приходилось довольствоваться лишь созерцанием тех выгод, которые саудовцам принесла операция по отмыванию денег. С момента подписания сделки в саудовских пустынях выросли современные города, пожирающие мусор козы Эр-Рияда уступили место чистеньким грузовикам, а саудовцы наслаждались плодами самых передовых технологий в мире: современными опреснительными заводами, системами очистки сточных вод, системами связи, энергетическими системами.

Несомненно, Саддам Хусейн знал и о том, что к саудовцам было особое отношение и в вопросах международного права. Их хорошие друзья в Вашингтоне закрывали глаза на многие деяния саудовцев, включая финансирование фанатически настроенных группировок, многие из которых в мире считались радикальными и чуть ли не террористическими, а также укрывание международных преступников. Фактически, Соединенные Штаты активно добивались от Саудовской Аравии финансовой поддержки для Усамы бен-Ладена в его войне против Советского Союза в Афганистане и получили ее. Администрация Рейгана и Буша не просто поддержи- вала саудовцев в этом отношении; она оказывала давление и на другие страны с тем, чтобы они поступали так же или, по меньшей мере, смотрели на происходящее сквозь пальцы.

В 1980-х в Багдаде было много ЭУ. Они полагали, что Саддам в конце концов поймет, что от него требуется; я был вполне согласен с этим предположением. В конечном итоге, если бы Ирак достиг с Вашингтоном таких же договоренностей, как саудовцы, Саддам мог бы остаться вполне самостоятельным в управлении страной и даже расширить сферу своего влияния в этой части света.

И даже не имело значения, что он - патологический тиран, что на его совести - массовые убийства, что своими манерами и жестокостью он напоминает Гитлера. Соединенные Штаты не раз мирились и даже поддерживали подобные личности и раньше. Мы были бы счастливы предложить ему государственные ценные бумаги в обмен на нефтедоллары, на гарантии нефтяных поставок, на сделку, по которой получаемый доход от ценных бумаг шел бы на оплату американских подрядчиков, развивавших инфраструктуру Ирака, строивших новые города, превращавших пустыни в оазисы. Мы готовы были продавать ему танки и истребители, строить химические заводы и атомные реакторы, как это делалось во многих других странах, даже если эти технологии, как нетрудно было догадаться, могли быть использованы для производства современных систем вооружения.

Ирак был исключительно важен для нас, значительно более важен, чем это может показаться на первый взгляд. Вопреки расхожему мнению, Ирак - это не только нефть. Это вода и геополитика. Реки Тигр и Евфрат протекают через Ирак. Таким образом, Ирак - единственная страна в регионе, контролирующая важнейшие источники воды, потребность в которой все больше возрастает. В 1980-х годах значение воды - и в политическом, и в экономическом отношении - стало очевидным для тех из нас, кто работал в энергетике и в инженерно-строительном бизнесе. В приватизационной гонке многие крупные компании, положившие глаз на небольшие независимые энергетические компании, теперь задумались о приватизации водных систем в Африке, Латинской Америке и на Ближнем Востоке.

Помимо нефти и воды, стратегическую ценность представляет и само местоположение Ирака. Он граничит с Ираном, Кувейтом, Саудовской Аравией, Иорданией, Сирией, Турцией; ему принадлежит часть береговой линии Персидского залива. Расстояние до Израиля и до бывшего Советского Союза легко может быть преодолено ракетами. Военные стратеги приравнивают Ирак к долине реки Гудзон в период войн с французами и индейцами и в период Американской революции. В XVIII веке французы, англичане и американцы знали: кто контролирует долину Гудзона, тот контролирует континент. Сегодня всем известно: кто контролирует Ирак, тот держит ключ к контролю над Ближним Востоком.

В дополнение ко всему, Ирак представляет собой обширный рынок для американских технологий и инженерии. Тот факт, что в его недрах находится одно из крупнейших нефтяных месторождений в мире (по некоторым оценкам, крупнее, чем в Саудовской Аравии), гарантировал бы возможность финансирования Ираком гигантских программ индустриализации и развития инфраструктуры. Все крупнейшие игроки - инженерные и строительные компании; поставщики компьютерных систем, производители самолетов, ракет и танков; фармацевтические и химические компании - все сосредоточили внимание на Ираке.

Однако к концу 1980-х стало ясно, что Саддам не купился на сценарий ЭУ. Это вызвало огромное разочарование и замешательство у администрации Буша. Как и Панама, Ирак внес свой вклад в создание имиджа X. У. Буша как слабовольного человека. Буш искал выход; Саддам сам помог ему. В августе 1990 года он вторгся в богатый нефтью соседний эмират Кувейт. Ответом Буша было осуждение Саддама за нарушение международного права, хотя еще и года не прошло со времени незаконного и одностороннего вторжения в Панаму, организованного им самим. Неудивительно, что президент в конце концов пошел на решительную военную атаку. Американские части численностью пятьсот тысяч человек были посланы в страну в составе междуна- родной группировки. В начале 1991 года военные и гражданские объекты в Ираке подверглись бомбардировке с воздуха. За ней последовала сточасовая атака на земле, в результате которой войска Ирака, значительно уступающие в численности и вооружении, стремительно отступили. Кувейт был спасен. Настоящий деспот понес наказание, хотя и не попал в руки правосудия. Рейтинг популярности Буша у американцев подскочил до 90 процентов. Во время вторжения в Ирак я был на заседаниях в Босто- не - это был один из немногих случаев, когда меня попросили действительно что-то сделать для «5А/УЕС». Я ясно помню, с каким энтузиазмом было встречено решение Буша. Естественно, сотрудники «Стоун энд Уэбстер» были взволнованы, но не только потому, что мы дали отпор диктатору-убийце. Для них побе- да США в Ираке означала увеличение объема работы, огромные прибыли, продвижение по службе, повышение зарплаты. Но радовались не только те, кому война напрямую приносила выгоду. Люди во всей стране жаждали увидеть доказательства военной силы государства. Думаю, для таких ожиданий было много причин, включая перемену в философии властей, которая произошла, когда Рейган одержал победу над Картером на выборах; были освобождены заложники в Иране и Рейган объявил о своем намерении пересмотреть соглашение о Панамском канале. Вторжение Буша в Панаму раздуло затухавшее пламя.

Думаю, однако, что за патриотической риторикой и призывами к действию крылись значительно более тонкие перемены в том, как американские корпорации - и соответственно все люди, работавшие на них, - оценивали мир. Марш по направлению к глобальной империи, участником которого стали многие страны, был реальностью. Идеи глобализации и приватизации глубоко внедрялись в наше сознание.

По большому счету это касалось не только Соединенных Штатов. Глобальная империя наконец стала самой собой, перешагнув все границы. Ранее считавшиеся американскими корпорации стали по-настоящему международными, даже с юридической точки зрения. Многие из них были зарегистрированы или открыли свои филиалы в разных странах. Теперь они могли работать по тем правилам и предписаниям, которые сами выбирали из множества, а огромное количество международных торговых организаций и соглашений еще больше упрощали такую деятельность. Слова «демократия», «социализм» и «капитализм» почти что вышли из употребления, стали ненужными. Корпоратократия стала реальностью, и она прилагала все больше усилий, чтобы стать единственным фактором, влияющим на мировую экономику и политику.

Так получилось, что я уступил корпоратократии, когда в ноябре 1990 года продал «Ай-пи-эс». Для меня и моих партнеров это была выгодная сделка, однако основной причиной было то, что «Эшлэнд ойл компани» стала оказывать на нас сильное давление. Мой опыт подсказывал, что борьба с ними потребует очень больших затрат, тогда как продажа компании обогатит нас. По иронии судьбы нефтяная компания становилась владельцем моей фирмы, производившей альтернативную энергию, - в чем-то я чувствовал себя предателем.

Работа в «5А/\ЛЕС» почти не отнимала времени. Иногда меня просили прилететь в Бостон для участия в заседаниях или помочь подготовить деловое предложение. Иногда меня посылали в такие места, как Рио-де-Жанейро, чтобы пообщаться там с местными воротилами. Однажды мне пришлось лететь в Гватемалу на частном самолете. Я часто звонил проектным менеджерам, чтобы напомнить, что я получаю зарплату и готов к работе. Я испытывал угрызения совести, потому что, получая такие деньги, почти ничего не делал. Я хорошо знал бизнес и стремился быть полезным. Но этого просто не требовалось. Меня преследовал образ человека, про каких обычно говорят «ни нашим, ни вашим». Я хотел делать что-то, что оправдывало бы мое существование и обернуло все негативные стороны моего прошлого в нечто позитивное. Я продолжал тайком - и урывками - работать над «Совестью экономического убийцы», хотя и не обманывал себя надеждой, что она когда-нибудь увидит свет.

В1991 годуя начал сопровождать небольшие группы людей в Амазонию, где они общались с шуарами и учились у них. Шуары были готовы поделиться своими знаниями о взаимодействии с природой и о древних методах лечения. В течение следующих лет спрос на такие поездки резко возрос; в результате сформировалась некоммерческая организация «Дрим чейндж коалишн». Пытаясь изменить взгляд людей из промышленно развитых стран на нашу землю и взаимоотношения с ней, «Дрим чейндж» обрела последователей в мире и помогла создать организации с аналогичными задачами во многих странах. Журнал «Тайм» назвал ее в числе тринадцати организаций, чьи сайты в Интернете наилучшим образом отражают идеалы и задачи Дня земли[1].

На протяжении 1990-х я все больше втягивался в мир некоммерческих организаций: одни помогал создавать, в других состоял членом правления. Многие из них стали результатом самозабвенной работы сотрудников «Дрим чейндж». Они работали с местными племенами в Латинской Америке - шуарами и ачуарами в Амазонии, кечуа в Андах, майя в Гватемале - или рассказы- вали людям в Соединенных Штатах и Европе об этих культурах. «ЗУУЕС» одобряла эту филантропическую деятельность; она была в русле приверженности самой «ЗУУЕС» идеям «Юнайтед уэй». Кроме того, я писал книги о туземных культурах, избегая любых упоминаний о моей деятельности в качестве ЭУ. Помимо того что эта работа скрашивала мою скуку, она давала мне возможность поддерживать связь с Латинской Америкой, а также быть в курсе политических событий, которые меня всегда интересовали. Но как я ни старался убедить себя в том, что моя некоммерческая деятельность и писательский труд уравновешивают чаши весов, что я в чем-то искупаю вину за свою деятельность в прошлом, мне приходилось все труднее. В глубине души я понимал, что перекладываю ответственность на свою дочь. Джессика унаследует мир, в котором миллионы детей уже рождаются должниками, и они никогда не смогут выплатить этот долг.

И ответственность за это нес я.

Мои книги становились популярными, особенно одна: «Мир таков, каким ты его хочешь видеть». Успех этой книги привел к тому, что меня стали все чаще приглашать для проведения семинаров и чтения лекций. Иногда, стоя перед аудиторией в Бостоне, Нью-Йорке или Милане, я удивлялся иронии ситуации: если мир таков, каким ты хочешь его видеть, то почему я хотел видеть его именно таким? Как я мог играть такую активную роль в претворении в жизнь этого кошмара?

В 1997 году «Омега институт» пригласил меня провести недельный семинар на Карибах, на острове Сент-Джон. Я прилетел поздно вечером. Проснувшись утром, я вышел на маленький балкончик и обнаружил, что смотрю на тот самый залив, где семнадцать лет назад я принял решение уйти из МЕЙН.

Я повалился на стул и разрыдался.

Всю неделю я проводил большую часть свободного времени на этом балконе, глядя на залив и пытаясь разобраться в своих чувствах. Я понял, что, хотя я и уволился из МЕЙН, я не сделал следующего шага и что мое решение оставаться «ни нашим, ни вашим» ежедневно и настоятельно требовало расплаты. К концу недели я пришел к заключению, что мир вокруг меня бьш не таким, каким я хотел бы его видеть, и что мне необходимо сделать в точности то, чему учил своих студентов: изменить свои мечты таким образом, чтобы они отражали то, чего я действительно хотел в своей жизни.

Вернувшись домой, я отказался от своей должности консультанта. Президент «8А/УЕС», принимавший меня на работу, к тому времени уже вышел на пенсию. Его место занял новый человек. Он был моложе меня, и, по всей видимости, его не волновали мои откровения. Он начал программу снижения расходов и был очень доволен, что ему больше не придется платить мне мою заоблачную зарплату.

Я решил закончить книгу, над которой работал так долго, и уже само это решение принесло мне чувство облегчения. Я поделился соображениями о книге со своими близкими друзьями, в основном из некоммерческого мира, которые занимались туземными культурами и сохранением ливневых лесов. К моему удивлению, они пришли в ужас. Они опасались, что мои откровения поставят под угрозу и мою преподавательскую деятельность, и некоммерческие организации, которые я поддерживал. Многие из нас помогали амазонским племенам защищать свои земли от нефтяных компаний; твои признания, говорили мне, подорвут доверие к тебе и помешают всему движению. И опять я прекратил работу над книгой. Вместо этого я стал сопровождать людей в дебри Амазонки, показывая им места и племена, еще не тронутые цивилизацией. Там я и был 11 сентября 2001 года.