Глава 32
11 СЕНТЯБРЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ЛИЧНО ДЛЯ МЕНЯ
10 сентября 2001 года я находился в Эквадоре. Вместе с Шакаймом Чумпи, моим соавтором по книге «Дух шуаров», мы спускались по течению одной из рек в бассейне Амазонки. Мы сопровождали группу из шестнадцати североамериканцев в его общину, жившую в дебрях ливневых лесов. Эти люди приехали, чтобы узнать о его народе и помочь им в сохранении драгоценных лесов.
Незадолго до этого Шакайм с оружием в руках участвовал в конфликте между Эквадором и Перу. Большинство людей в крупнейших странах, потребляющих нефть, никогда не слышали об этой войне, хотя она велась прежде всего за то, чтобы их продолжали бесперебойно обеспечивать нефтью. Давний пограничный спор между соседями потребовал немедленного разрешения. Срочность объяснялась тем, что нефтяным компаниям необходимо было знать, с какой страной вести переговоры о нефтяных концессиях на определенные участки нефтеносных земель. Необходимо было четко определить границы. Шуары стали первой линией обороны Эквадора. Они всегда были беспощадными воинами, способными противостоять превосходящему по численности и вооружению противнику. Шуары ничего не знали о политической подоплеке этой войны и о том, что исход войны откроет двери нефтяным компаниям. Они сражались, потому что их предки были воинами и потому что они не собирались допускать иностранных солдат на свои земли.
Пока мы продвигались на лодке по реке, наблюдая за раскри- чавшимися над нашими головами попугаями, я спросил 1Щкайма, соблюдается ли все еще перемирие.
- Да, - ответил он, - но боюсь, я должен сказать, что теперь мы готовимся к войне с вами. - Он стал объяснять, что, конечно, не имел в виду меня лично или людей из группы. - Вы наши друзья, - заверил он меня.
По его словам, он имел в виду наши нефтяные компании и военных, которые придут в джунгли, чтобы охранять нефтяников.
- Мы видели, что они сделали с племенем гуарани. Они уничтожили их леса, загрязнили реки, убили много людей, и даже детей. Сегодня гуарани уже практически не существуют как народ. Мы не допустим, чтобы такое случилось с нами. Мы не допустим на наши земли ни нефтяные компании, ни перуанцев. Мы все поклялись бороться до последнего человека[1].
В тот вечер наша группа сидела вокруг костра в красивом шуарском традиционном длинном Доме племени, построенном из расщепленного бамбука, воткнутого в землю и накрытого соломенной крышей. Я рассказал им о своем разговоре с Шакаймом. Мы все подивились, как много людей в мире испытывали сходные чувства по отношению к нефтяным компаниям и нашей стране. Сколько людей, подобно шуарам, ужасались при мысли, что мы войдем в их жизнь и уничтожим их культуру и их земли? Сколькие ненавидели нас?
На следующее утро я пошел в маленький офис, где находилась рация. Мне нужно было договориться с пилотами, чтобы нас забрали через несколько дней. Я разговаривал с ними по рации, когда услышал крик.
- Боже мой! - закричал мой собеседник по сеансу радио- связи. - Атака на Нью-Йорк! - Он включил погромче работавший у него другой радиоприемник, который до этого тихо играл музыку, чтобы мне было его слышно. В течение получаса мы слушали репортаж о событиях, разворачивающихся в Соединенных Штатах. Это время я, как и все другие, никогда не забуду. Вернувшись во Флориду, я решил посетить «Граунд Зеро» - место, где раньше находились башни Всемирного торгового центра. Я прилетел в Нью-Йорк днем и зарегистрировался в отеле. Стоял солнечный ноябрьский день, воздух был насыщен ароматами. Полный энтузиазма, я шел вдоль Центрального парка, а затем направился к той части города, где когда-то проводил много времени, - к тому месту около Уолл-стрит, которое теперь называлось «Граунд Зеро».
По мере приближения к этому месту мой энтузиазм сменялся ужасом. Виды и запахи подавляли: это были немыслимые разрушения. Искореженные, оплавленные остовы когда-то величественных зданий; обломки; тошнотворный запах дыма, обуглившихся развалин, горелой плоти. Я видел это по телевизору, но находиться здесь - это было совершенно другое.
Я не был к этому готов, и особенно - увидеть людей. Прошло два месяца, а они все стояли вокруг, те, кто жил или работал неподалеку, те, кому удалось выжить. Перед своей обувной мастерской сидел египтянин. Он покачивал головой, все еще не в силах поверить в то, что произошло.
- Не могу к этому привыкнуть, - пробормотал он. - Я потерял многих клиентов, многих друзей. Мой племянник там погиб. - Он показал на небо. - По-моему, я видел, как он прыгнул. Я не знаю... Так много людей прыгали. Они махали руками, как будто могли летать.
Удивляло то, как люди разговаривали друг с другом. В Нью- Йорке. Я говорю не о словах. Они встречались глазами. Лица были хмурые, но люди обменивались взглядами, полными сострадания, печальными полуулыбками, которые говорили больше, чем миллион слов.
Но было и еще что-то необычное в самом месте. Сначала я не мог понять, что это. Потом понял: солнечный свет. В те време- на, когда я совершал поездки в эту часть города, чтобы организо- вать финансирование для «Ай-пи-эс», когда я обговаривал стратегию с инвестиционными банкирами за ужином в ресторане «С видом на мир» на башне торгового центра, нижний Манхэттен был похож на темное ущелье. Если кому-то хотелось видеть лучи солнца, ему приходилось подниматься на вершину Всемирного торгового центра. А теперь свет достигал даже уровня первого этажа. Ущелье разверзлось, и нас, стоявших на улице рядом с развалинами, согревало солнце. Я не мог удержаться от мысли: не вид ли неба, не свет ли помогали людям открыть свои души? Но уже само то, что я думал об этом, порождало чувство вины.
Я повернул за угол церкви Святой Троицы и пошел вниз по Уолл-стрит. Обратно в старый Нью-Йорк, погруженный в тень. Ни неба, ни света. Люди спешили по своим делам, не замечая друг друга. Полицейский что-то кричал водителю заглохшей машины.
Я присел на первую же попавшуюся лестницу. Это был дом номер четырнадцать. Откуда-то доносился шум гигантских вентиляторов, перекрывавший все остальное. Похоже, он шел от массивной каменной стены здания Нью-Йоркской фондовой биржи. Я наблюдал за людьми. Они спешили по своим делам, шли с работы, торопились домой или направлялись в бар или ресторан на деловой ужин. Некоторые шли по двое, болтая друг с другом, хотя большинство шли поодиночке. Я пытался встретиться с кем-нибудь взглядом - мне не удалось.
Вой сработавшей автомобильной сигнализации прервал ход моих мыслей и заставил посмотреть в глубь улицы. Я взгля- нул в направлении звука. Из дверей офисного здания выскочил человек, направил пульт дистанционного управления в сторону машины - завывания прекратились. Я молча сидел на ступенях еще несколько минут. Затем достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, исписанный цифрами.
А потом я увидел его. Он шел шаркающей походкой, глядя под ноги. У него была жидкая седая борода; одет он был в грязный плащ, который выглядел совершенно неуместно в этот теплый день на Уолл-стрит. Я понял, что передо мной афганец. Он взглянул на меня. Затем, после секундного колебания, стал подниматься по лестнице. Вежливо кивнув, он присел в ярде от меня. По тому, как он держался, я понял, что он не против, если я с ним заговорю.
- Чудесный день.
- Красивый. - У него был сильный акцент. - В такие времена нам нужен солнечный свет.
- Вы имеете в виду, из-за Всемирного торгового центра?
Он кивнул.
- Вы из Афганистана?
Он пристально посмотрел на меня.
- Это так заметно?
- Я много путешествовал. Недавно я был в Гималаях, в Кашмире.
- Кашмир. - Он потянул себя за бороду. - Война.
- Да, Индия и Пакистан, индуисты и мусульмане. Заставляет задуматься о роли религии, не правда ли?
Наши взгляды встретились. У него были темно-коричневые, почти черные глаза. В них была мудрость и печаль. Он повернулся к зданию Нью-Йоркской фондовой биржи. Длинным искривленным пальцем он указал на здание.
- А может быть, - согласился я, - это из-за экономики, не религии.
- Вы были солдатом?
Я не смог удержаться от смешка.
- Нет. Экономическим консультантом. - Я вручил ему лист с цифрами. - Вот мое оружие.
Он взял листок.
- Цифры.
- Международная статистика.
Он какое-то время рассматривал цифры, потом рассмеялся:
- Я не умею читать. - С этими словами он вернул мне листок.
- Цифры говорят нам о том, что двадцать четыре тысячи человек умирают каждый день от голода.
Он тихо присвистнул, затем, немного подумав, вздохнул.
- Я чуть было не стал одним из них. У меня была маленькая гранатовая ферма недалеко от Кандагара. Пришли русские; моджахеды попрятались за моими деревьями и в арыках. - Он изобразил, как солдаты целились из винтовки. - Прятались в засаде. -
Он опустил руки. - Все мои деревья и арыки были уничтожены.
- И что вы сделали после этого?
Он кивнул на листок у меня в руках.
- Здесь говорится что-нибудь о нищих?
Там не было этих цифр, но я их помнил.
- По-моему, около восьмидесяти миллионов в мире.
- Я стал одним из них. - Он в задумчивости покачал головой. Несколько минут мы молчали, потом он заговорил снова: - Мне не нравилось просить милостыню. Мой ребенок умирал. Я стал выращивать мак.
-Опиум?
Он пожал плечами:
- Воды нет, деревьев нет. Это единственный способ прокормить наши семьи.
Я почувствовал комок в горле; чувство печали во мне смешивалось с чувством вины.
- По нашим понятиям, выращивание опийного мака - преступление, хотя многие из наших богачей обязаны своим состоянием торговле наркотиками.
И опять наши глаза встретились. Казалось, его взгляд проникает мне в душу.
- Ты был солдат, - сказал он, кивнув головой, как будто подтверждая этот простой факт.
Затем он медленно поднялся и, хромая, стал спускаться по ступеням. Я хотел задержать его, но не смог произнести ни слова. Я поднялся и поспешил за ним. Внизу мое внимание привлекла табличка. На ней было изображено здание, на ступенях которого я только что сидел. Надпись уведомляла прохожих, что здание было возведено «Херитэдж трэйлз оф Нью-Йорк». На табличке было написано:
«Дом 14 по Уолл-стрит спроектирован так, словно разработчики желали водрузить Галикарнасский Мавзолей на колокольню Святого Марка в Венеции и поместить эту конструкцию на пересечении Уолл-стрит и Бродвея. В небоскребе высотой 539 футов, бывшем одно время самым высоким банковском зданием, первоначально располагался головной офис «Бэнкерс траст», одного из самых влиятельных финансовых учреждений страны».
В благоговейном трепете я взирал на это здание. В начале прошлого века дом 14 по Уолл-стрит играл ту же роль, которую впоследствии стал играть Всемирный торговый центр; это был символ власти и экономического господства. В нем располагался «Бэнкерс траст» - организация, финансировавшая мою энергетическую компанию. Это было существенной частью моего наследия - наследия солдата, по меткому выражению афганского старика.
То, что день завершился беседой со стариком именно здесь, казалось странным совпадением. Случайным совпадением. Эти слова привлекли мое внимание. Я размышлял о том, как наши реакции на случайности влияют на нашу жизнь. Как мне реагировать на эту?
Я шел по улице, вглядываясь в лица прохожих. Но старик исчез. Рядом со следующим зданием стояла огромная статуя, закутанная в голубую пленку. Надпись на каменном фасаде здания сообщала о том, что здесь был «Рес1ега1 На11», знаменитый зал Федерального собрания в старой нью-йоркской мэрии, дом 26 по Уолл-стрит, где 30 апреля 1789 года Джордж Вашингтон принес присягу, вступая в должность президента - первого президента Соединенных Штатов. На этом самом месте принес присягу первый человек, которому доверили ответственность за жизнь, свободу, возможность счастья для всех людей. Так близко к «Граунд Зеро»; так близко к Уолл-стрит.
Обогнув квартал, я вышел к Пайн-стрит, где уткнулся в здание, в котором располагался головной офис основанного Дэвидом Рокфеллером «Чейз» - банка, взошедшего на нефтяных деньгах, урожаи которого пожинали такие люди, как я. Этот банк, обслуживавший ЭУ и умело продвигавший глобальную империю, во многих отношениях был символом корпоратократии.
Я читал, что Дэвид Рокфеллер начал строить Всемирный торговый центр в 1960-х и что сейчас этот комплекс считался устаревшим. Оснащенный неудобной и дорогостоящей системой лифтов, он не вписывался в современный мир оптоволокна и Интернета. Когда-то башни получили прозвища «Дэвид» и «Нельсон». Теперь зданий не было.
Я медленно, почти с неохотой, брел по улице. Несмотря на теплый день, я чувствовал озноб. Я испытывал странную тревогу; мною овладело нехорошее предчувствие. Не в состоянии понять источник этой тревоги, я попытался стряхнуть ее, возобновив свой путь. И вот опять я смотрел на эту обугленную дыру, искореженный металл - страшный шрам на теле земли. Опершись на стену соседнего, уцелевшего здания, я стал смотреть в яму. Я пытался представить себе, как метались люди, предприни- мая отчаянные попытки выбраться из разваливавшегося здания, как врывались в здание пожарники, чтобы помочь им. Я пытался думать о людях, которые прыгали из окон, какое отчаяние они чувствовали. Но эти мысли не достигали моего сознания. Вместо этого я видел, как Усама бен-Ладен получает деньги и оружие на миллионы долларов от сотрудника консалтинговой фирмы, имеющей контракт с правительством США. А потом я увидел себя, сидящего перед пустым экраном компьютера.
Я посмотрел в сторону, противоположную «Граунд Зеро» - на улицы Нью-Йорка, не тронутые огнем. Они возвращались к своей обычной жизни. Что думали люди, спешившие сегодня по улице, обо всем этом - не просто о разрушенных башнях, а об уничтоженных гранатовых фермах, о тех двадцати четырех тыся- чах, ежедневно в страданиях умирающих от голода. Задумыва- ются ли люди об этом вообще? В состоянии ли они оторваться от своей работы, от своих пожирающих бензин машин, от процентных выплат - оторваться от всего этого, чтобы задуматься о собственном вкладе в тот мир, который мы передаем своим детям. Что они знали об Афганистане - не о том, который они видят по телевизору, - заставленном палатками и танками американских военных, а об Афганистане того старика? Что думают те двадцать четыре тысячи людей, каждый день умирающие от голода?
А потом я опять увидел себя, сидящего перед пустым экраном компьютера.
Я заставил себя снова взглянуть на «Граунд Зеро». Сейчас ясно было только одно: моя страна намерена мстить - и все зло собирается выместить на таких странах, как Афганистан. Я думал о других местах в мире, где люди ненавидят наши компании, наших военных, нашу политику и нашу твердую поступь строителей новой глобальной империи.
А что Панама, Эквадор, Индонезия, Иран, Гватемала, большая часть Африки? - думал я.
Оторвавшись от стены, я возобновил свой путь. Невысокий смуглый человек, размахивая газетой, что-то кричал по-испански. Я остановился.
- Венесуэла на грани революции! - кричал он, пытаясь перекрыть шум моторов, гудки машин, гомон толпы. Купив у него газету, я несколько минут изучал передовую статью. Она была посвящена Уго Чавесу, демократически избранному президенту, известному антиамериканскими настроениями. Кроме того, в ней говорилось о волне ненависти, которую вызывала политика США в Латинской Америке.
А что же Венесуэла?
Глава 33
ВЕНЕСУЭЛА: СПАСЕННАЯ САДДАМОМ
Я следил за Венегсуэлой много лет. Это был классический пример страны, поднявшейся из ничего за счет нефти. Пример того, какую кашу м огут заварить нефтяные деньги. Это была страна состояний, возникших на нефти, страна контрастов между богатыми и бедными, страна, бессовестно эксплуатируемая корпоратократиезй. Она могла бы послужить образцом того места, где старомодные ЭУ вроде меня работали рука об руку со своими коллегамш нового образца - корпоративными ЭУ.
События, о которых я прочитал в тот день в газете, стоя у «Граунд Зеро», стали прямым результатом выборов 1998 года, когда бедные и обездоленные в Венесуэле подавляющим большинством голосов избр али Уго Чавеса своим президентом1. Он немедленно ввел драковювские меры, установив контроль над судами и другими учреждениями и распустив конгресс Венесуэлы. Он обвинил Соединенные Штаты в «бесстыдном империализме», яростно выступал против глобализации и ввел закон об углеводородах, напоминавший, даже названием, разработанный Хайме Ролдосом в Эквадоре незадолгго до крушения его вертолета. Закон предусматривал двойное увеличение сборов с иностранных нефтяных компаний. Затем Чавес поставил под сомнение традиционную независимость государственной нефтяной компании «Петролеос де Венесуэла», заменою ее руководство своими людьми[2].
Нефть Венесуэлы имеет первостепенное значение для многих стан в мире. В 2002 году Венесуэла была четвертым по величине экспортером нефти и третьим поставщиком нефти в США[3]. «Петролеос де Венесуэла», имея сорок тысяч сотрудников и продавая ежегодно нефти на 50 миллиардов долларов, обеспечивает 80% экспортных доходов страны. Сегодня она остается важнейшим фактором экономики Венесуэлы[4]. Установив контроль над нефтяной промышленностью страны, Чавес стал важным игроком на международной арене.
Многие венесуэльцы поняли это как исполнение предначертанного ранее, как завершение процесса, который начался восемьдесят лет назад. 14 декабря 1922 года огромный фонтан вырвался из-под земли около Маракайбо. В течение последующих трех дней в воздух ежедневно выбрасывалось сто тысяч баррелей сырой нефти, и это геологическое событие изменило Венесуэлу навсегда. К 1930 году Венесуэла была крупнейшим экспортером нефти в мире. Венесуэльцы смотрели на нефть как на решение всех своих проблем.
Доходы от продажи нефти позволили Венесуэле, одной из беднейших стран в мире, превратиться в одно из самых богатых государств Латинской Америки. Все важнейшие статистические показатели экономики начали улучшаться: здравоохранение, образование, занятость, продолжительность жизни, снизился уровень детской смертности. Бизнес расцвел.
Во время нефтяного эмбарго ОПЕК 1973 года цены на нефть взмыли, и бюджет Венесуэлы вырос вчетверо. На дело вы- шли ЭУ. Международные банки наводнили страну кредитами на модернизацию инфраструктуры, промышленные проекты, высочайшие небоскребы на континенте. Затем, в 1980-х, появились корпоративные ЭУ. Для них это была прекрасная возмож- ность поточить прорезавшиеся зубы. Средний класс Венесуэлы значительно увеличился, представляя собой готовый рынок для широкого спектра товаров, хотя все еще оставалась значительная доля беднейшего населения, из которого можно было черпать трудовые ресурсы для потогонных линий и фабрик. А потом произошел обвал цен на нефть, и Венесуэла оказалась не в состоянии выплачивать долги. В 1989 году МВФ потребовал введения жестких мер экономии и оказал давление на Каракас по ряду направлений в целях поддержки корпоратократии. Венесуэльцы ответили яростным протестом: в столкновениях погибли более двухсот человек. Иллюзия о неисчерпаемом нефтяном ресурсе была развеяна. В период между 1978-м и 2003 годами доход на душу населения упал на 40 процентов[5]. С ростом нищеты росло и недовольство. В обществе углубилась поляризация; при этом средний класс оказался противопоставленным беднякам. Как это часто бывает в странах, где экономика зависит от нефти, радикально изменились демографические показатели. Ухудшение положения дел в экономике сказалось на среднем классе; многие оказались вытолкнуты в категорию бедняков.
Новая социально-демографическая ситуация подготовила приход Чавеса - и конфликт с Вашингтоном. Придя во власть, Чавес предпринял действия, которые бросали вызов ад- министрации Буша. Как раз перед 11 сентября Вашингтон обдумывал дальнейшие действия. ЭУ потерпели неудачу; не пора ли выпускать шакалов?
Но 11 сентября изменило приоритеты. Президент Буш и его союзники были заняты тем, что убеждали мировое сообщест- во поддержать действия США в Афганистане и вторжение в Ирак. К тому же экономика США находилась на спаде. Венесуэла отошла на задний план. Однако было ясно, что в какой-то момент Буш и Чавес снова столкнутся. Поскольку нефтяные поставки из Ирака и других ближневосточных стран находились под угрозой, Вашингтон не мог себе позволить надолго забыть о Венесуэле.
Мое посещение «Граунд Зеро» и прогулка по Уолл-стрит, встреча с афганским стариком, статья о Венесуэле Чавеса подвели меня к той черте, которую я в течение многих лет пытался не переходить, и заставили прямо взглянуть на последствия того, что я делал в последние три десятилетия. Я не мог отрицать ни ту роль, которую сыграл, ни тот факт, что моя работа в качестве ЭУ теперь оказывает самое негативное влияние на поколение моей дочери. Я знал, что больше уже не могу откладывать свои действия, направленные на искупление моей вины. Мне нужно было очиститься от своей жизни, очиститься таким об- разом, чтобы помочь людям пробудиться, узнать о существовании корпоратократии и понять, почему столько людей в мире ненавидят нас.
Я снова начал писать, но по мере написания книги я стал понимать, что моя история слишком стара. Мне надо было както увязать ее с современностью. Я подумывал, не поехать ли в Афганистан, Ирак и Венесуэлу, чтобы написать современный комментарий об этих трех странах. Похоже, они воплощали всю иронию современной обстановки в мире: все они прошли через болезненные политические потрясения; сейчас их возглавляли лидеры, оставлявшие желать много лучшего (жестокие и деспотичные талибы, психопат Саддам, экономический неумейка Чавес), и все-таки ни в одном случае корпоратократия не пыталась разрешить более глубокие проблемы этих стран. Вместо этого ее действия сводились лишь к попыткам подорвать положение лидеров, вставших на пути нефтяных компаний. Во многих отношениях Венесуэла таила в себе интригу. Военное вторжение в Афганистан уже произошло, а в Ираке вот-вот должно было начаться. Действия же администрации в отношении Чавеса оставались загадкой. На мой взгляд, вопрос заключался не в том, был ли Чавес хорошим руководителем; дело было в реакции Вашингтона на лидера, который встал на пути продвижения корпоратократии к глобальной империи. Однако еще до того, как у меня появилось время для организации такой поездки, опять вмешались обстоятельства. По делам некоммерческой организации я несколько раз приезжал в Латинскую Америку. В одной из поездок я путешествовал вместе с венесуэльской семьей. Их фирмы обанкротились в период правления Чавеса. Мы подружились; я увидел ситуацию их глазами. Я также познакомился с латиноамериканцами, находившимися на противоположном краю экономического спектра. Они считали Чавеса спасителем. События, разворачивавшиеся в Каракасе, были симптоматичны для мира, созданного нами, ЭУ.
К декабрю 2002 года ситуация в Венесуэле и Ираке достигла критической точки. Эти две страны представляли собой противоположности. В Ираке все усилия как ЭУ, так и шакалов принудить Саддама к послушанию провалились. Теперь мы готовились к последнему средству - к вторжению. В Венесуэле администрация Буша готовилась ввести в игру модель Кермита Рузвельта в Иране. «Нью-Йорк тайме» писала:
«Сотни тысяч венесуэльцев сегодня заполнили улицы, чтобы заявить о своей поддержке всеобщей забастовки, идущей уже 28 дней, требованием которой является отставка президента Уго Чавеса.
Забастовка, в которой участвуют около тридцати тысяч рабочих-нефтяников, грозит посеять хаос в этой стране, пятом по величине поставщике нефти в мире, на долгие месяцы...
В настоящее время ситуация зашла в тупик. Чавес использует не участвующих в забастовке рабочих, чтобы нормализовать работу государственной нефтяной компании. Однако его оппоненты, возглавляемые коалицией бизнесменов и профсоюзных лидеров, утверждают, что их забастовка приведет компанию и, соответственно, правительство Чавеса, к краху[6]».
Именно таким образом ЦРУ свергло Моссадыка и вернуло власть шаху. Прослеживалась совершенно четкая аналогия. Казалось, история опять повторяется пятьдесят лет спустя. Прошло пять десятилетий, а нефть по-прежнему оставалась движущей силой. 4 января 2003 года произошли столкновения сторонников Чавеса и его оппонентов. Двое скончались от огнестрельных ранений, десятки были ранены. На следующий день я беседовал со своим старым другом, который в течение многих лет работал с шакалами. Как и я, он никогда не состоял на зарплате у государственных организаций, однако проводил тайные операции во многих странах. Он рассказал мне, что к нему обращалось частное лицо, пытаясь нанять его для организации забастовок в Каракасе и подкупа военных (многие из которых прошли обучение в Школе двух Америк) с целью обратить их против законно избранного президента. Он отклонил предложение, но, по его выражению, «человек, который взялся за эту работу, знает, что делает»[7].
В тот же месяц цены на нефть поднялись, и американские запасы упали до уровня двадцатишестилетней давности. Учитывая ситуацию на Ближнем Востоке, я знал, что администрация Буша задействует все средства, чтобы низложить Чавеса.
Вскоре пришло сообщение, что они преуспели в этом: Чавеса сбросили. «Нью-Йорк тайме», описывая события в Венесуэле, дала читателям небольшой экскурс в историю, а также сообщила, кто играл роль Кермита Рузвельта в сегодняшней Венесуэле:
«В ходе «холодной войны» и после ее окончания Соединенные Штаты... поддерживали авторитарные режимы в Центральной и Южной Америке, обеспечивая защиту своих экономических и политических интересов.
В небольшой Гватемале Центральное разведывательное управление в 1954 году организовало путч, в результате которого демократически избранное правительство было низвергнуто; ЦРУ поддерживало и пришедшие на смену правительства правой ориентации в их борьбе против левых повстанческих групп в течение четырех деся- тилетий. Примерно 200 000 гражданских лиц погибли.
В Чили путч, поддержанный ЦРУ, привел к власти генерала Пиночета, правившего страной с 1973 года по 1990-й. В Перу еще неустойчивое демократическое правительство все еще расследует роль ЦРУ, которое почти десять лет поддерживало отстраненного от власти и скомпрометировавшего себя президента Альберто К. Фу- химори и пользующегося сомнительной репутацией главу его разведки Владимиро Л. Монтесиноса.
В 1989 году Соединенным Штатам пришлось вторгнуть- ся в Панаму, чтобы убрать ее наркодиктатора, Мануэля А. Норьегу, который в течение почти двадцати лет был цен- ным информатором для американской разведки. А попытки в 1980-х годах любыми средствами (включая продажу оружия Ирану с целью получения денег) развернуть невооруженную оппозицию в Никарагуа, где в это время у власти были левые, привели к тому, что под судом оказались высокопоставленные сотрудники администрации Рейгана.
Среди тех, в отношении кого проводились расследования, - Отто Рейч, ветеран латиноамериканских сражений. Ему не были предъявлены обвинения. Впоследствии он стал послом США в Венесуэле, а сейчас служит помощником госсекретаря по межамериканским делам. Это назначение было сделано президентом. Падение Чавеса - еще один охотничий трофей Рейча»[8].
Если мистер Рейч и администрация Буша отмечали свержение Чавеса, то вечеринку им пришлось свернуть. События приняли неожиданный оборот: Чавес собрал силы и одержал победу. Меньше чем через двадцать два часа он снова был у власти. В отличие Моссадыка в Иране Чавесу удалось удержать военных на своей стороне, несмотря на все попытки настроить руководство армии против него. Кроме того, на его стороне была мощная нефтяная компания. «Петролеос де Венесуэла» не обратила внимания на тысячи бастующих рабочих и вернулась на сторону Чавеса. Когда пыль осела, Чавес взял под жесткий государственный контроль служащих нефтяной компании, избавился от нескольких нелояльных военных, предавших его, и заставил ряд своих противников покинуть страну. Он потребовал двадцати лет тюремного заключения для двух ключевых лидеров оппозиции, которые совместно с шакалами руководили общенациональной забастовкой9.
В конечном итоге вся последовательность событий обернулась для администрации Буша дополнительной головной болью. «Лос-Анджелес тайме» писала: «Чиновники администрации Буша признали во вторник, что в течение нескольких месяцев они проводили переговоры с военными и гражданскими лидерами Венесуэлы о свержении президента Венесуэлы Уго Чавеса... Действия администрации в связи с провалившимся путчем изучаются особенно внимательно»[10].
Было очевидно, что потерпели поражение не только ЭУ, но и шакалы. Венесуэла 2003 года очень сильно отличалась от Ирана 1953 года. Я думал о том, предвещало ли это какие-то изменения или было просто аномалией и каков будет следующий шаг Вашингтона.
Я думаю, что, по крайней мере, на какое-то время в Венесуэле был предотвращен серьезный кризис и Чавес был спасен Сад- дамом Хусейном. Администрация Буша не могла одновременно заниматься Афганистаном, Ираком и Венесуэлой. В тот момент она не обладала ни достаточной военной силой, ни политической поддержкой для этого. Однако я знал, что столь благоприятное для Чавеса стечение обстоятельств может быстро измениться и что венесуэльскому президенту наверняка придется столкнуться с сильнейшей оппозицией в ближайшем будущем. Тем не менее, Венесуэла была напоминанием о том, что немногое изменилось за последние пятьдесят лет - кроме результата.
Глава 34
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЭКВАДОР
Венесуэла была классическим случаем. Однако, наблюдая за разворачивающимися там событиями, я вдруг понял, что главная линия фронта проходит все-таки в другой стране. Главная не в смысле денег или человеческих жизней, но потому, что она касалась того, что шло куда дальше материальных задач, характерных обычно для империй. Она простиралась дальше, чем армии банкиров, сотрудников фирм и политиков, - она доходила до души современной цивилизации. И происходило это в стране, которую я знал и любил, где я впервые начал работать как доброволец Корпуса мира: в Эквадоре.
За годы, прошедшие с моего первого приезда туда в 1968 году, эта небольшая страна превратилась в показательный пример жертвы корпоратократии. Моим коллегам того времени, мне самому, а также нашим современным корпоративным эквивалентам, удалось довести страну буквально до банкротства. Мы давали ей миллиардные кредиты, чтобы она нанимала наши инженерные и строительные фирмы для работы над проектами, которые шли во благо только богатейшим семьям страны. В результате за эти три десятилетия официальный уровень бедности вырос с 50 до 70 процентов, безработица и неполная занятость подскочили с 15 до 70 процентов, государственный долг увеличился с 240 миллионов долларов до 16 миллиардов, а доля доходов от национальных ресурсов, выделяемая на нужды беднейших слоев населения, снизилась с 20 до 6 процентов. Сегодня Эквадор вынужден тратить около 50 процентов своего национального бюджета только на выплату долгов, вместо того чтобы помогать миллионам своих граждан, которых национальная статистика относит к категории «крайне нуждающихся»[1].
Ситуация в Эквадоре четко показывает, что это не было результатом заговора; это происходило во время правления и демократов, и республиканцев - процесс, в котором участвовали все крупнейшие многонациональные банки, многие корпорации, зарубежные благотворительные миссии и агентства по оказанию технического содействия из множества стран мира. Соединенные Штаты играли ведущую роль, но мы действовали не в одиночку.
В течение этих трех десятилетий тысячи людей участвовали в доведении Эквадора до той тяжелой ситуации, в которой он оказался в начале тысячелетия. Некоторые из них, как и я, осознавали, что они делали, но большая часть просто работали так, как их учили в школах бизнеса, инженерных и юридических институтах, или просто следовали примеру своих боссов, которые на собственном примере демонстрировали, как работает система, и посредством мер поощрения и наказаний рассчитывали сохранить ее. Такие участники оценивали свою роль как вполне благородную - в худшем случае; оптимисты же считали, что они помогают бедной стране.
Будучи обманутыми, находясь в неведении, часто - в самообмане, эти соучастники не входили ни в какой тайный сговор; скорее, они были продуктами системы, которая продвигает наиболее изощренную и эффективную форму империализма из всех, когда-либо виденных миром. Не было необходимости искать людей, которым можно давать взятки или угрожать, - их уже приняли на работу в компании, банки и государственные учреждения. Взятками были зарплаты, премии, пенсии, страховки; угрозы, по сути, основывались на социальных пакетах, давлении однокашников и молчаливом вопросе о будущем образовании детей.
Система действовала превосходно. К началу нового тысячелетия Эквадор был полностью в западне. Он был у нас в руках: так держит мафиозный босс в руках человека, которому он дает деньги на организацию и выживание бизнеса или на свадьбу дочери.
Как настоящие мафиози, мы выжидали. Мы могли себе позволить быть терпеливыми, зная, что под ливневыми лесами Эквадора залегает море нефти, зная, что наш день обязательно наступит.
Этот день уже пришел к тому времени, когда я, в начале 2003 года, ехал в своем «субару» из Кито в затерянный в джунглях городок Шелл. Чавес снова правил Венесуэлой. Он не покорился Джорджу У. Бушу и выиграл. Саддам стоял на своем - и в его страну готовилось вторжение. Запасы нефти упали до самой низкой отметки за последние тридцать лет, а перспективы по- лучить больше нефти от других поставщиков были не слишком надежными - и, соответственно, так же выглядели и балансы корпоратократии. Нужно было доставать из рукава припрятанного туза. Пора было отрезать фунт живой плоти у Эквадора.
Проезжая мимо чудовищной дамбы на реке Пастаса, я понял, что разворачивавшаяся битва здесь, в Эквадоре, была не просто классическим противостоянием между богатыми и бедными, между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Эти линии фронта в конечном итоге определят, что мы представляем собой как цивилизация. Мы были готовы заставить эту маленькую страну отдать свои ливневые леса нефтяным компаниям. И опустошения, которые они произведут, будут неизмеримы.
Если мы настоим на выплате долга, последствия будут непредсказуемыми. Дело не только в уничтожении местных культур, человеческих жизней, сотен тысяч видов животных, рептилий, рыб, насекомых и растений, которые могли бы стать основой для лекарств от множества болезней. Дело не только в том, что ливневые леса поглощают смертельные парниковые газы нашей промышленности, дают нам необходимый для поддержания жиз- ни кислород и образуют облака, которые в конечном итоге обеспечивают значительный процент пресной воды в мире. Последствия, не укладываясь в стандартные аргументы экологов в защиту подобных мест, затрагивают глубины нашей души.
Если мы используем эту стратегию, мы продолжаем империалистическую модель, появившуюся еще задолго до Римской империи. Мы осуждаем рабство, но наша глобальная империя порабощает больше людей, чем римляне и все колониальные системы до нас. Я удивлялся, как могли мы проводить столь близорукую политику в Эквадоре и при этом жить в согласии со своей коллективной совестью.
Глядя из окна «субару» на голые склоны Альп - те места, которые в пору моей работы в Корпусе мира были покрыты пышной тропической растительностью, я удивился еще одному открытию. Я вдруг подумал, что взгляд на Эквадор как на линию фронта был исключительно личным, что фактически любая страна, где я работал, любая страна с ресурсами, которых домогается империя, настолько же важна. У меня было свое, особое отношение к этой стране, с тех пор как здесь в конце 1960-х я потерял невинность.
Однако это была субъективная, моя точка притяжения. Хотя эквадорские ливневые леса бесценны, так же как и местные племена, их населяющие, нельзя сказать, что они представляют большую или меньшую ценность, нежели пустыни Ирана, или бедуины, которые для Ямина составляют его культурное наследие, или же горы Явы, моря, омывающие Филиппины, степи Азии, саванны Африки, леса Северной Америки, ледовые шапки Арктики, - сотни других мест, находящихся под угрозой. Каждое из них представляет собой линию фронта, и каждое заставляет нас искать свою собственную и коллективную душу.
Мне на память пришли статистические данные, которые подытожили бы мои слова. Соотношение доходов 1/5 части населения в наиболее развитых странах к доходам 1/5 в бедней- ших странах увеличилось от 30 к 1 в 1960 году до 74 к 1 в 1995 2. А Всемирный банк, Агентство США по международному развитию, МВФ и банки, корпорации и правительства, занимающие- ся международной «помощью», продолжают говорить нам, что они делают свою работу и что прогресс налицо.
И вот я снова в Эквадоре, стране, через которую проходит одна из многочисленных линий фронта и которая занимает осо- бое место в моей душе. Шел 2003 год. Тридцать пять лет прошло с тех пор, как я впервые приехал сюда как сотрудник американской организации, включившей слово «мир» в свое название.
На этот раз я приехал, чтобы предотвратить войну, которую три десятилетия назад сам помог спровоцировать.
Казалось бы, событий в Афганистане, Ираке и Венесуэле было достаточно, чтобы удержать нас еще от одного конфликта; однако в Эквадоре ситуация была совершенно иной. Эта война не потребует присутствия армии США, поскольку в ней будут участвовать несколько тысяч воинов из местных племен, воору- женных только копьями, мачете и допотопными ружьями. Они будут противостоять современной армии Эквадора, горстке со- ветников из спецподразделений американской армии и наемни- ков, обученных шакалами и оплачиваемых нефтяными компаниями. Это будет война, о которой, как и о конфликте 1995 года между Эквадором и Перу, большинство людей в Соединенных Штатах и не услышат. Недавние события только усиливали возможность такой войны.
В декабре 2002 года представители нефтяной компании обвинили местную общину в том, что они взяли в заложники нескольких рабочих; было выдвинуто предположение, что воины общины входили в террористическую группировку, якобы связанную с Аль-Каидой. Еще больше усложняло ситуацию то, что нефтяная компания не получала разрешения от правительства на буровые работы. Однако компания утверждала, что рабочие имели право на проведение предварительных работ, не связанных с бурением. Это заявление несколькими днями позже было оспорено местными племенами, когда они поделились своим видением событий.
Представители племен настаивали на том, что рабочие- нефтяники вторглись на их земли, не имея разрешения; воины были безоружны; они никоим образом не угрожали рабочим применением силы. Они сопроводили рабочих в свою деревню, где тем была предложена еда и «чича» - местное пиво. Пока рабочие ели, воины убеждали их руководителей уйти с этих земель. Племя утверждало, что рабочие не удерживались насильно: они могли свободно уйти3.
Сидя за рулем, я вспомнил, что сказали мне шуары в 1990 году, когда, продав «Ай-пи-эс», я приехал предложить им помощь в спасении лесов. «Мир таков, каким ты хочешь его видеть», - сказали они, а потом добавили, что мы, живущие на севере, мечтаем о развитой промышленности, о машинах, о гигантских небоскребах. А теперь мы обнаружили, что мир нашей мечты - это кошмар, который в конечном итоге уничтожит всех нас.
«Измените эту мечту», - посоветовали тогда мне шуары. И все-таки вот он, этот мир, более чем десятилетие спустя; и, несмотря на усилия многих людей и некоммерческих организа- ций, включая и те, с которыми сотрудничал я, кошмар достиг ужасающих размеров.
Мой «субару» въехал в Шелл. Я поспешил на собрание. Присутствовали представители многих племен: кечуа, шуары, ачуары, шивиары и сапаро. Некоторым из них пришлось доби- раться несколько дней через джунгли; другие прилетели на небольших самолетах, оплаченных некоммерческими организациями. У кого-то были традиционные наряды, раскрашенные лица, традиционный головной убор из перьев, хотя большинство было одето как городские: брюки, футболки, ботинки. Первыми выступили представители племени, обвиненно- го во взятии заложников. Они рассказали, что вскоре после возвращения заложников в нефтяную компанию в общину прибыли около сотни солдат. Представители напомнили нам, что это было начало особого сезона в ливневых дождях, когда начинает плодо- носить «чонта». Для местных жителей это священное дерево: оно плодоносит только раз в году; именно тогда начинается брачный сезон у многих местных птиц, включая редкие и вымирающие виды. В этот период птицы особенно уязвимы. Строгие правила местных племен запрещают охоту на птиц в период «чонта».
- Они не могли выбрать времени хуже, - объясняла женщина.
Я чувствовал ее боль и боль ее соплеменников, когда они рассказывали свою трагическую историю о том, как солдаты проигнорировали запреты. Они охотились на птиц для развлечения и для еды. Они совершали набеги на огороды, на банановые рощи, поля маниоки, часто повреждая при этом тонкий слой почвы. Они глушили рыбу в реках, они убивали домашних животных. Они конфисковали охотничьи ружья, вырыли где вздумалось выгребные ямы, загрязнили реку горючими материалами и растворителями, грубо приставали к женщинам, устроили помойки, которые привлекли насекомых и паразитов.
- Перед нами было два пути, - сказал мужчина. - Мы могли бороться или могли, проглотив собственную гордость, восстановить ущерб. Мы решили, что время для борьбы еще не пришло. - Он рассказал, что они пытались компенсировать ущерб, нанесенный природе, призывая людей своего племени воздерживаться от пищи. Он назвал это «пост», хотя, фактически, это было что-то вроде добровольного голодания. У стариков и детей началось истощение, многие заболели.
Они говорили об угрозах и взятках.
- Мой сын, - рассказывала женщина, - говорит по-английски и по-испански и знает несколько местных диалектов. Он работал гидом и переводчиком в туристической фирме, занимающейся экотуризмом. Ему платили неплохую зарплату. Нефтяная фирма предложила зарплату в десять раз выше. Что он мог сделать? Теперь он пишет письма с обвинениями против своей прежней компании и всех, кто пришел нам на помощь, и в своих письмах называет нефтяные компании «нашими друзьями». - Она вздрогнула всем телом, как собака отряхивается от воды. - Он чужой. Мой сын...
Поднялся пожилой человек в головном уборе из перьев - шаман.
- Вы знаете, что случилось с теми тремя, которых мы выбра ли, чтобы они представляли нас против нефтяных компаний? Они погибли в авиакатастрофе. Что ж, я не собираюсь тут вам расска- зывать о том, о чем говорят все, - что крушение было подстроено нефтяными компаниями. Но я могу сказать вам, что эти три смерти образовали огромную брешь в наших рядах. Нефтяные компании не теряли времени и поставили на это место своих людей.
Другой человек, достав контракт, зачитал его. Согласно контракту, лесозаготовительной компании в обмен на триста тысяч долларов предоставлялся большой участок земли. Контракт был подписан тремя официальными представителями племени.
- Это не их подписи, - сказал он. - Я-то знаю: один из них - мой брат. Это другой тип убийства. Дискредитация наших лидеров.
По иронии судьбы все это происходило как раз в том райо- не Эквадора, где нефтяные компании еще не получили разрешение на буровые работы. Они бурили на многих участках рядом с этим, и местные жители видели результаты их деятельности, ви- дели разрушения, которые причинили их соседям. Слушая все это, я спрашивал себя: какова будет реакция моих сограждан, если подобные собрания будет транслировать Си-эн-эн или их покажут в вечерних новостях?
Собрания были волнующими; звучавшие на них открове- ния вызывали глубокое беспокойство. Но происходило что-то еще, выходившее за рамки официальных встреч. Во время перерывов, за обедом и вечером, когда я просто беседовал с людьми, меня часто спрашивали, почему США угрожают Ираку. Надвигавшаяся война обсуждалась на первых полосах эквадорских газет, которые попадали в этот городок, затерянный в джунглях, и освещение событий в них отличалось от того, что было на страницах американской прессы. Говорилось и о том, что семье Буш принадлежат нефтяные компании и «Юнайтед фрут», и о роли вице-президента Чейни, как бывшего генерального дирек- тора «Халлибертон».
Эти газеты зачитывались людям, которые никогда не ходили в школу. Казалось, все интересовались этим вопросом. Я был в амазонском ливневом лесу, среди неграмотных людей, которых многие в Северной Америке считают «неразвитыми» и даже «дикарями»; но они задавали продуманные вопросы, ударявшие точно в сердце глобальной империи.
На обратном пути из Шелла, проезжая мимо плотины гидроэлектростанции, высоко в Андах, я думал о различиях между увиденным и услышанным во время этой поездки и тем, к чему я привык в Соединенных Штатах. Похоже, амазонским племенам было чему поучить нас; несмотря на наше образование, на многие часы, проведенные за чтением журналов и просмотром теленовостей, у нас не было того знания, которое они каким-то образом обрели. Это подвело меня к размышлениям о «Пророчестве кондора и орла», которое я слышал много раз в Латинской Америке, и о похожих пророчествах, которые я встречал в других частях света.
Почти каждая известная мне культура предсказывала, что в конце 1990-х наступит время важных перемен. В монастырях в Гималаях, на церемониальных площадках в Индонезии, в резервациях Северной Америки, от чащоб Амазонии до вершин Анд, в древних городах майя в Центральной Америке мне приходилось слышать, что наше время - особое время в истории человечества и что каждый из нас был рожден в это время, потому что у нас есть особая миссия.
Названия и слова пророчеств немного различаются. Одни говорят о новом веке, другие о третьем тысячелетии, кто-то об эре Водолея, а кто-то о начале пятого солнца или об окончании старых календарей и начале новых. Несмотря на различия в терминологии, у них очень много общего, и в этом смысле «Пророчество кондора и орла» весьма типично. В нем говорит- ся, что когда-то давно, на заре истории, человеческое общество разделилось; каждая группа пошла по своему пути. Одна - по пути кондора (символизирующего сердце, интуитивное и мистическое), другая - орла (символизирующего мозг, рациональное и материальное). В 1490-х годах, говорит пророчество, пути сошлись, и орел победил кондора. Через пятьсот лет, в 1990-х годах, должна начаться новая эпоха. Кондор и орел смогут снова объединиться и летать по небу вместе, одним и тем же путем. Если кондор и орел используют эту возможность, от них произойдет замечательное потомство, ранее невиданное.
Возможны различные уровни толкования «Пророчества кондора и орла». Согласно стандартному толкованию, «Проро- чество» предсказывает обогащение научных технологий знаниями местных культур; гармонию инь и ян, соединение культур севера и юга. Однако особо впечатляет та часть древнего сказания, которая говорит о переменах в нашем понимании мира; пророчество говорит о том, что мы вступили во время, когда можем получить пользу от способности видеть и понимать себя самих и мир с разных точек зрения, и что мы можем применять эти способности в качестве трамплина для достижения высших уровней знания. Мы - человеческие существа, у нас есть возможность пробудиться и развиться в более сознательный вид. Амазонский народ кондоров ясно дает понять, что если мы обращаемся к вопросу о том, что же означает быть человеком в новом тысячелетии, чего мы хотим достичь в следующие десятилетия, - тогда мы должны раскрыть глаза и увидеть по- следствия наших действий, действий орла, в таких местах, как Ирак и Эквадор. Мы должны стряхнуть с себя сон. Мы, живущие в самой могущественной в истории человечества стране, должны перестать волноваться о том, чем же кончится очередная мыльная опера, о футболе, о квартальных балансовых отчетах, о сегодняшнем индексе Доу Джонса; вместо этого нам следует подумать: кто мы такие и чего хотим для наших детей. Не зада- вать себе эти вопросы слишком опасно.
Глава 35
ПРОРЫВАЯ НАРУЖНЫЙ СЛОЙ
Вскоре после моего возвращения из Эквадора в 2003 году Со- единенные Штаты вторглись в Ирак - второй раз за срок чуть больший чем десять лет. ЭУ потерпели неудачу. Шакалы ничего не смогли сделать. Поэтому молодых мужчин и женщин посла- ли убивать и умирать в песках пустыни. Вторжение подняло очень важный вопрос, вопрос, над которым могли задуматься немногие американцы: какие последствия это будет иметь для Саудовской монархии. Если американцы победят Ирак, в кото- ром, по многочисленным оценкам, нефти больше, чем в Саудов- ской Аравии, не будет необходимости соблюдать пакт, заклю- ченный с саудовской королевской семьей в 1970-х, - сделка, выросшая из операции по отмыванию денег.
Конец Саддама, подобно концу Норьеги в Панаме, изменит стороны уравнения. В случае с Панамой, восстановив наших мари- онеток, мы получили контроль над Каналом, вопреки условиям до- говора, подписанного Торрихосом и Картером. Если мы будем кон- тролировать Ирак, сможем ли мы сломать ОПЕК? Можно ли будет убрать саудовскую королевскую семью с арены глобальной нефтя- ной политики? Некоторые эксперты уже задавали вопрос, почему Буш напал на Ирак, вместо того чтобы сосредоточить все силы на уничтожении Аль-Каиды в Афганистане. Могло ли бьпъ так, что с точки зрения этой администрации - этой нефтяной семьи - попол- нение нефтяных запасов, равно как и основания для строительных контрактов, было более важно, чем борьба с террористами?
Однако были возможны и другие варианты развития событий: ОПЕК могла попытаться снова заявить о себе. Если Соединен- ные Штаты получают контроль над Ираком, другие страны, богатые нефтью, мало что потеряют, подняв цены или уменьшив поставки нефти. Эта вероятность хорошо увязывалась с другим сценарием, имевшим последствия, вряд ли понятные людям, далеким от мира международных финансов, но которые могли сдвинуть чашу весов геополитического баланса и в конечном итоге поломать систему, с таким усердием построенную корпо- ратократией. Фактически, это могло стать единственным фактором, который привел бы первую в истории поистине глобальную империю к самоуничтожению.
В конечном итоге глобальная империя в значительной степени зависит от того, что доллар имеет хождение как резерв- ная мировая валюта и что Вашингтон имеет право печатать эти доллары. Мы даем кредиты таким странам, как Эквадор, прекрасно зная, что они никогда не выплатят их. Фактически мы и не хотим, чтобы они их выплачивали, потому что неспособность возвратить долг дает нам в руки рычаги давления, наш фунт живой плоти. При нормальных обстоятельствах мы риско- вали бы опустошить наши собственные резервы: в конце концов, ни один кредитор не может позволить себе, чтобы количе- ство невозвращенных долгов было слишком большим. Однако мы находимся не в обычных обстоятельствах. Соединенные Штаты печатают деньги, не обеспеченные золотом. Они вообще ничем не обеспечены, кроме уверенности всего мира в нашей экономике и способности руководить силами и ресурсами империи, которую мы создали для поддержания самих себя. Возможность печатать деньги дает нам безмерную силу. Она означает, кроме всего прочего, что мы можем продолжать раздавать кредиты, которые никогда не будут возвращены - и что мы сами можем накапливать значительные долги. К началу 2003 года национальный долг Соединенных Штатов превысил ошеломляющую отметку в шесть триллионов долларов и к концу года должен был достичь семи триллионов - примерно по 24 000 долларов на каждого гражданина США. Значительную часть этой суммы мы должны азиатским странам, в частности Японии и Китаю. Они приобретают ценные бумаги министер- ства финансов США (в основном облигации) на деньги, которые получают от продажи потребительских товаров, включая электронику, компьютеры, машины, одежду, в Соединенных Штатах и на мировом рынке[1].
Пока мир принимает доллар как резервную валюту, этот громадный долг не является серьезным препятствием для кор- поратократии. Однако если появится другая валюта, способная вытеснить доллар, и если кто-то из кредиторов США (например, Япония или Китай) потребуют выплаты по долговым обязательствам, ситуация может радикальным образом измениться. Соединенные Штаты окажутся в весьма шатком положении. Фактически, такая валюта сегодня уже не гипотетическая возможность: 1 января 2002 года на международной финансовой арене появился евро. С каждым месяцем он наращивает престиж и силу. Евро представляет необычную возможность для ОПЕК, если она сочтет нужным ответить на вторжение в Ирак или если по какой-либо другой причине решит пригрозить Соединенным Штатам. Решение ОПЕК о замене доллара на евро для ведения взаимных расчетов потрясет империю до самого основания. Ес- ли это произойдет и если один или два наших кредитора потребуют возвращения долга в евро, последствия будут чудовищные.
Я размышлял об этом 18 апреля 2003 года, в Страстную пятницу, входя в свой гараж, оборудованный под офис. Сев за стол, я включил компьютер и, как обычно, зашел на сайт «Нью- Йорк тайме». Мне бросились в глаза заголовки; они немедлен- но вернули меня от моих размышлений о новых реальностях международного финансового мира, о национальном долге, о евро к моей старой профессии: «Соединенные Штаты заключа- ют с «Бектел» крупнейший контракт на восстановление Ирака».
статье говорилось: «Сегодня администрация Буша предо- ставила «Бектел груп», Сан-Франциско, первый крупный контракт, связанный с обширным планом по реконструкции Ирака». Далее авторы информировали читателей о том, что «Ирак будет работать с Всемирным банком и Международным валютным фондом - организациями, в которых Соединенные Штаты имеют значительное влияние, - для перестройки экономики страны»[2].
«Значительное влияние»! Это было мягко сказано.
Я перешел к другой статье в «Тайме»: «Компания имеет связи в Вашингтоне и Ираке». Пропустив несколько абзацев, в значительной степени повторявших предыдущую статью, я прочитал: «Бектел» имеет давние связи с учреждениями национальной безопасности... Одним из директоров компании является Джордж П. Шульц, занимавший пост госсекретаря при президенте Рональде Рейгане. До работы в администрации Рейгана господин Шульц, который также является старшим советником в «Бектел», был президентом компании, работая там вместе с Каспаром У. Уайнбергером, занимавшим руководящий пост в офисе компании в Сан-Франциско до своего назначения министром обороны. В этом году президент Буш назначил генерального директора «Бектел», Райли П. Бектела, на должность в Совете по экспорту при президенте США»3.
В этих статьях, как в капле воды, отражалась вся суть современной истории, движение к глобальной империи. Описанные в утренних газетах события в Ираке были результатом работы, которой обучала меня Клодин тридцать пять лет назад, и работы, которую делали другие люди, стремившиеся построить карьеру, сходную с моей. Происходившее там показывало, на какой точке находится корпоратократия в своем движении к установлению влияния над каждым человеком на планете.
Газетные статьи говорили о вторжении в Ирак в 2003 го- ду и о подписанных сейчас контрактах для устранения причиненных нашей же армией разрушений и для строительства страны заново по западному образцу. Новость этого дня, 18 апреля 2003 года, возвращала нас, хотя и не упоминая об этом, к началу 1970-х и операции по отмыванию денег Саудовской Ара- вии. ЗАМА и контракты, выросшие оттуда, создали новые пре- цеденты, позволившие - а фактически, давшие предписание - американским инженерным и строительным компаниям и неф- тяной промышленности монополизировать развитие этого го- сударства в пустыне. Тем же мощным ударом ЗАМА установила новые правила для глобального управления в нефтяной сфере, пересмотрела геополитику и заключила с саудовской королевской семьей союз, обеспечивший ее правление и обязавший играть по нашим правилам.
Читая эти статьи, я не мог удержаться от мысли: многие ли знали, как я, что Саддам до сих пор находился бы у власти, играй он по тем правилам, которым следовали саудовцы? У него были бы и ракеты, и химические заводы; мы бы сами построили их ему, и наши люди отвечали бы за их модернизацию и обслуживание. Это могла бы быть замечательная сделка - такая же, как у саудовцев.
До сих пор основные средства массовой информации с осторожностью относились к публикации подобных фактов. Но сегодня они в газете. Да, пусть это был лишь тонкий намек: ста- тьи отражали прозрачную тень реальной ситуации, но все-таки правда пробиралась наружу. Я решил проверить, была ли «Нью- Йорк тайме» единственным изданием, сообщившим об этих фактах. Зайдя на сайт Си-эн-эн, я прочитал: «Бектел» получает контракт в Ираке». Публикация Си-эн-эн очень походила на статью в газете, но в ней было добавлено следующее:
«На получение контракта в разное время претендовал ряд других компаний, выступавших либо в качестве самосто- ятельных участников тендера, либо в составе других ком- паний. В их числе «Келлог Брайн энд Рут» - подразделе- ние «Халлибертон», генеральным директором которой когда-то был вице-президент Дик Чейни... До этого «Хал- либертон» уже получила контракт на экстренное восстановление инфраструктуры Ирака. Контракт оценивается в семь миллиардов долларов, и, возможно, срок его исполнения составит два года[4].
Похоже, история о марше к глобальной империи пробивалась на поверхность. Ни детали, ни тот факт, что это была трагическая история долгов, обмана, порабощения, эксплуатации, самая страшная в истории попытка завладеть сердцами, умами, душа- ми и собственностью людей во всем мире, ничто в статье не намекало на то, что события 2003 года в Ираке явились продолжением этой постыдной истории. Не упоминалось и то, что эта история, такая же старая, как сама империя, приобретает сейчас новые, устрашающие размеры и по причине своего разрастания во времена глобализации, и вследствие той изощренности, с ко- торой она проводится в жизнь. Пусть скудным ручейком, неохот- но, но информация все же просачивалась на поверхность.
Образ истории, с трудом выбирающейся на поверхность, напомнил мне кое о чем. Прежде всего о моей собственной био- графии и о тех долгих годах, в течение которых я откладывал ее написание. Я давно знал, что мне есть в чем исповедаться, и все-таки я медлил с этим. Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что мои сомнения и чувство вины присутствовали с самого начала. Они начались еще в квартире Клодин, еще до того, как я согласился на первую поездку в Индонезию; они преследовали меня почти постоянно все эти годы.
Я знал, что, если бы сомнения, боль и вина постоянно не изводили меня, я бы никогда не выбрался. Я бы застрял, подобно многим другим. Я бы никогда не смог принять решение уволиться из МЕЙН, стоя у поручней яхты у Виргинских островов.
И все-таки я медлил, как продолжает медлить вся наша страна. Те статьи намекали на союз между крупными корпорациями, международными банками и правительствами, но, как и мое резюме в МЕЙН, они касались только внешней стороны событий. Это была всего лишь оболочка. Истинная история заключалась не в том, что крупнейшие инженерные и строительные компании опять получают миллиарды долларов на строительство страны согласно собственным представлениям - для людей, которые, по всей вероятности, не желали соответствовать этим представлениям; не в том, что группа людей, именующих себя элитой, вновь исполняла старый как мир ритуал - злоупотребление своим положением высокопоставленных государственных чиновников.
Это слишком упрощенная картина. Она подразумевает, что, если мы решим исправить ошибки системы, нам следует просто избавиться от этих людей. Она легко сходит за пресловутые теории заговора и, как следствие, позволяет легко отмахнуться от проблемы, включить телевизор и забыть обо всем, довольствуясь нашим знанием истории на уровне третьеклассника, что означает: «Они» позаботятся обо всем; государственный корабль устойчив и снова вернется на курс. Возможно, нам придется подождать до следующих выборов, но все будет хорошо». Настоящая правда современной империи - это правда о корпоратократии, которая эксплуатирует отчаявшихся людей и производит самый жестокий, эгоистичный и в конечном итоге саморазрушительный захват земель, - не имеет отношения к тому, что появилось в тот день в газетах, но зато напрямую касается нас. И это, конечно, объясняет, почему нам так трудно выслушать эту историю. Мы скорее предпочитаем верить мифу о том, что тысячелетняя социальная эволюция наконец создала идеальную экономическую систему, чем признать, что мы поверили ложной концепции и воспринимаем ее как Евангелие. Мы убедили себя, что экономический рост приносит пользу человечеству и что чем больше этот рост, тем лучше для человечества.
И наконец, мы убедили друг друга, что последствия этой концепции морально справедливы: те, кто высекают благословен- ную искру экономического роста, должны быть возвышены и вознаграждены; стоящие же в стороне подлежат эксплуатации.
И сама концепция, и ее следствие используются для оп- равдания всех видов пиратства: она санкционирует насилие, мародерство и убийство ни в чем не повинных людей в Иране, Панаме, Колумбии, Ираке. ЭУ, шакалы и армии процветают до тех пор, пока их действиями объясняют экономический рост - а рост этот демонстрируют почти всегда. С помощью «научного» манипулирования методами прогнозирования, эконометрики и статистики, если вы, например, разбомбили город и затем за- ново отстроили его, можно продемонстрировать огромный скачок в экономическом росте.
Истина состоит в том, что мы живем ложью. Подобно моему резюме в МЕЙН, мы создали внешний слой, который прикрывает смертоносную раковую опухоль. Эта опухоль обнаруживается только с помощью рентгеновских лучей все той же статистики, которая раскрывает ужасающий факт. Наиболее могущественная и богатая империя в истории имеет страшно высокие показатели случаев самоубийств, наркомании, разводов, растления малолетних, актов насилия, убийств. Как злокачественная опухоль, эти несчастья ежегодно проникают своими щупальцами все дальше. Каждый из нас в душе чувствует боль.
Мы кричим, желая перемен. Но мы затыкаем себе рот кулаками, заглушая эти крики, - и нас никто не слышит.
Проще всего возложить вину на организованный заговор, но мы не можем этого сделать. Империя зависит от эффективности крупных банков, корпораций и правительств, но это не заговор. Корпоратократия - это мы сами; мы сами все делаем. Именно поэтому большинству из нас трудно противостоять ей. Мы предпочитаем искать заговорщиков, прячущихся в тени, потому что большинство из нас работают на эти банки, корпорации и правительства или каким-то образом зависят от них, от тех товаров и услуг, которые они производят. Мы не можем заставить себя укусить руку хозяина, который нас кормит.
Вот об этой ситуации я размышлял, глядя на газетные заголовки на экране моего компьютера. Возникали вопросы. Как можно подняться на борьбу с системой, которая дает вам дом и машину, еду и одежду, электричество и медицинскую помощь, даже если ты знаешь, что эта же система создает мир, в котором ежедневно умирают от голода двадцать четыре тысячи человек, а миллионы других ненавидят тебя или, во всяком случае, ненавидят политику, проводимую избранными тобой людьми? Как набраться смелости, чтобы отделиться от общей массы и бросить вызов тому, что вы и ваши соседи всегда воспринимали как Библию, даже если подозреваешь, что система готова к самоуничтожению? Я медленно поднялся и направился в дом, чтобы налить себе еще кофе.
Сделав небольшой крюк, я взял свой экземпляр «Палм- Бич пост», лежавший у почтового ящика рядом с дорожкой к нашему дому. Газета поместила перепечатку той самой статьи из «Нью-Йорк тайме». Но теперь я обратил внимание на дату: 18 апреля. Это известная дата, во всяком случае в Новой Англии. Я запомнил ее, потому что мои родители свято относились к Войне за независимость, а также по стихотворению Лонгфелло:
Помните, дети, - слышал весь мир Как в полночь глухую скакал Пол Ревир. То было в семьдесят пятом году, Восемнадцатого апреля, - день тот И сейчас предо мною так ясно встает. [«Скачка Пола Ревира». Перевод М. Зенкевича. Приводится по: Американская поэзия в русских переводах. М.: Радуга, 1983. С. 107]
В этом году Страстная пятница совпала с годовщиной ночной скачки Пола Ревира. Увидев дату на первой полосе «Палм-Бич пост», я вспомнил об этом серебряных дел мастере, который скакал по темным улицам городков в Новой Англии, размахи- вая шляпой, и кричал: «Британцы идут!» Ревир рисковал своей жизнью, чтобы скорее сообщить эту новость, и верные амери- канцы откликнулись на нее. Тогда они остановили империю.
Я думал: что двигало ими; почему те колонисты-американцы были готовы оторваться от массы? Ведь многие из их предводителей были хорошо обеспечены. Что заставило их рисковать своим бизнесом, кусать руку, кормившую их, рисковать своими жизнями? Несомненно, у каждого из них были свои причины, и все-таки должна была быть какая-то объединяющая сила, катализатор, искра, которая зажгла все эти маленькие костры одновременно, именно в этот момент истории.
А потом я понял: слова.
Правда о Британской империи и ее эгоцентричной и в конечном итоге саморазрушительной системе меркантилизма вызвала эту искру. Разоблачение скрытой сути происходящего, с помощью слов, произнесенных такими людьми, как Том Пейн и Томас Джефферсон, зажгло их соотечественников, открыло их умы и сердца. Колонисты задумались и тогда обнаружили но- вую реальность, заслонявшуюся обманом. Они разглядели истину за патиной, поняли, что Британская империя манипулировала ими, обманывала, порабощала их.
Они увидели, что их английские хозяева создали систему и затем обманули большинство людей, заставив их поверить в ложь о том, будто это была лучшая система из всех изобретенных человечеством, что построение лучшей жизни зависело от получения доходов королем Англии, что имперский подход к коммерции и политике был наиболее эффективным и гуманным средством помочь большинству людей, тогда как на самом деле система способствовала обогащению избранных за счет остальных. Эта ложь и порожденная ею эксплуатация существовали десятки лет, пока наконец несколько философов, бизнесменов, фермеров, рыбаков, колонистов, писателей и ораторов не начали говорить правду.
Слова. Я думал о силе слов, пока наливал кофе и шел обратно в офис к компьютеру.
Отключившись от сайта Си-эн-эн, я раскрыл файл, над которым работал накануне вечером. Я прочитал последний написанный мной абзац:
«Эта история должна быть рассказана. Мы живем во времена ужасного кризиса - и невероятных возможностей. История именно этого экономического убийцы - это история о том, как мы оказались там, где мы есть сейчас и почему мы столкнулись с кризисом, который кажется нам непреодолимым. Эта история должна быть рассказана, потому что, только осознав ошибки, совершенные в прошлом, мы сможем использовать во благо возможности, открывающиеся нам в будущем... Но самое главное, эта история должна быть рассказана, потому что впервые за всю историю появилось государство, которое имеет возможности, средства и власть, достаточные для изменения всего этого. Это государство, в котором я родился и которому служил в качестве ЭУ: Соединенные Штаты Америки».
На этот раз я не остановлюсь. Случайные совпадения в моей жизни и тот выбор, который я каждый раз делал, сталкиваясь с ними, подвели меня к этой точке. Я пойду вперед.
Я опять подумал о том человеке, одиноком всаднике, мчавшемся по темным предместьям Новой Англии, выкрикивая свое предупреждение. Серебряных дел мастер знал, что Пейн и Джефферсон уже сказали свои слова, что люди прочитали их дома и обсуждали в тавернах. Пейн рассказал правду о тирании Британской империи. Джефферсон провозгласил, что наша страна защищает право на жизнь, свободу и счастье. А Ревир, скакавший в ночи на коне, знал, что люди во всех поселениях воодушевлены этими словами; они поднимутся на борьбу за лучший мир.
Слова...
Я решил больше не медлить и наконец завершить то, что я начинал и откладывал в долгий ящик столь много раз за все эти годы, - очиститься, исповедаться - написать слова этой книги.
Эпилог
Мы подошли к концу этой книги - и к ее началу. Наверное, вы задумались: так что же дальше? Что надо сделать, чтобы остановить корпоратократию и прекратить этот безумный и само- разрушительный марш к глобальной империи? Вы готовы отложить книгу и изменить мир.
Вы хотите услышать предложения; могу поделиться некоторыми.
Я мог бы сообщить, что только что прочитанная вами глава, о «Бектел» и «Халлибертон» в Ираке, уже не новость. Она может показаться ненужной. Однако значение этих газетных статей намного важнее их сиюминутного содержания. Надеюсь, эта глава изменит ваше восприятие новостей, научит читать между строк любой газетной статьи и искать подтекст в любом радио- или телерепортаже.
Все не так, как кажется на первый взгляд. «Дженерал электрик» владеет медиаконцерном Эн-би-си, «Дисней» - Эй-би-си, «Виаком» - Си-би-эс, а Си-эн-эн входит в огромный конгломерат «АОЛ Тайм Уорнер». Большинство наших газет, журналов и издательств принадлежат гигантским международным корпорациям.
Наши средства массовой информации являются частью корпоратократии. Чиновники и директора, которые контролируют почти всю информацию, знают свою работу. На протяжении всей жизни их учили, что важнейшая их задача - сохранять, укреплять и расширять унаследованную ими систему. Они очень хорошо справляются с этой работой, а когда встречают сопротивление, становятся беспощадны. Так что эта ноша падает на вас: разглядеть правду за внешним прикрытием и сделать так, чтобы ее видели все. Говорите об этом в своей семье и со своими друзьями: сейте слово.
Я мог бы предложить вам список того, что нужно сделать в практическом смысле. Например, сократите потребление бензина. В 1990 году, до первого вторжения в Ирак, мы импортировали 8 миллионов баррелей нефти; к 2003 году, к началу второго вторжения, это количество возросло на 50 процентов и составило более 12 миллионов баррелей1. В следующий раз, когда вы соберетесь пройтись по магазинам, почитайте вместо этого книгу, сделайте зарядку или займитесь медитацией. Снизьте ваши запросы в отношении дома, гардероба, машины, офиса и почти всего остального в вашей жизни. Выступайте против «свободных» торговых соглашений, против компаний, которые с помощью потогонных систем эксплуатируют отчаявшихся людей и грабят природу.
Я мог бы сказать вам, что в современной системе заложены большие возможности, что изначально нет ничего плохого в банках, корпорациях и правительствах и в людях, управляющих ими, и что они вовсе не обязательно должны объединяться в корпоратократию. Я мог бы подробно рассказать о том, что многие сегодняшние проблемы возникли вовсе не в результате злонамеренных действий каких-то институтов; скорее, они проистекают из порочной концепции экономического развития. Виноваты отнюдь не сами институты, но наше понимание того, как они должны функционировать и взаимодействовать друг с другом, а также понимание той роли, которую играют руководители этих институтов.
В действительности эти высокоэффективные мультинациональные корпорации и сети распространения могут быть использованы для достижения позитивных перемен. Представьте, что логотипы «Найка» и «Кока-колы» и арки «Макдональдса» станут символом компаний, важнейшей задачей которых является одевать и кормить бедных, не нанося при этом ущерба природе.
Это не более фантастично, чем высадка человека на Луне, развал Советского Союза или создание инфраструктуры, которая позволила бы этим компаниям проникнуть в любой уголок планеты. Нам нужно изменить наш подход к образованию; нам нужно побудить себя и своих детей мыслить, задавать вопросы и осмелиться действовать. Вы можете стать примером. Будьте учеником и учителем; вдохновляйте всех вокруг вас своим примером.
Я мог бы предложить вам предпринять особые действия, которые могут повлиять на те организации, где вы работаете.
Выступайте на любом собрании, пишите письма и электронные сообщения, звоните по телефону с вопросами, голосуйте за здравомыслящие школьные советы, комиссии округов и местное самоуправление. Когда вам нужно принять на работу сотрудника, делайте это обдуманно; займитесь этим сами.
Я мог бы напомнить вам о том, что сказали мне шуары в 1990 году: мир таков, каким ты его видишь. Я мог бы сказать, что в наших силах заменить этот кошмар - загрязняющие окружающую среду производства, забитые автодороги, перенаселенные города - на новую мечту, основанную на уважении к Земле и принципах взаимоподдержки и равенства. В наших силах переделать самих себя, изменить нашу парадигму.
Я мог бы перечислить поразительные возможности, имеющиеся в нашем распоряжении, для создания лучшего мира прямо сейчас: достаточное количество еды и воды для каждого; лекарства для излечения болезней и предотвращения эпидемий, уносящих сегодня миллионы жизней; системы транспортировки, позволяющие доставлять жизненно необходимые ресурсы в самые отдаленные уголки планеты; возможность поднять уровень грамотности и предоставить интернет-услуги, позволяющие всем людям на планете общаться друг с другом; способы разрешения конфликтов, делающие войны ненужными; технологии, исследующие как бесконечность пространства, так и субатомную энергию, использование которых позволит создать экологичные дома для всех и каждого; достаточные для свершения всего вышеуказанного ресурсы и многое другое.
Я предлагаю вам действия, которые вы можете предпринять немедленно, чтобы помочь другим понять критические моменты и возможности их разрешения.
- Предложите организовать семинары по обсуждению «Исповеди экономического убийцы» в ближайшем книжном магазине или библиотеке - или и там и там (как это сделать, подробно описано на сайте \\пллллЛогтРегктз.ог&).
- Подготовьте выступление в соседней начальной школе на вашу любимую тему (спорт, кулинария, муравьи - на лю- бую, которая вам близка), этим выступлением помогите ученикам понять истинную сущность общества, которое они наследуют.
- Пошлите электронные сообщения вашим адресатам о том, какие чувства в вас побудило чтение этой и других книг.
Подозреваю, что вы уже думали обо всех этих вещах. Просто выбе- рите некоторые из них, которые вам по душе, и вьшолните их. Все эти действия - только часть значительно более широких обяза- тельств, которые мы должны принять на себя, а именно: мы должны пробудиться сами и пробудить других. Нам необходимо услышать мудрость пророчеств, открыть наши сердца и души ко всем имеющимся возможностям, осознать их, а затем действовать.
Однако эта книга - не предписание; это исповедь, простая и от чистого сердца. Это исповедь человека, который позволил себе стать пешкой, экономическим убийцей; человека, который продался порочной системе, потому что она предлагала многие блага и потому что этот поступок было легко оправдать; человека, который все понимал, но который всегда находил оправдание для своей жадности, для эксплуатации отчаявшихся людей и ограбления планеты; человека, который сполна воспользовался всеми преимуществами быть рожденным в самой богатой стране за всю историю человечества и который тем не менее чувствовал жалость к себе, потому что его родители не стояли на вершине пирамиды; человека, который слушал своих учителей, читал учебники по экономическому развитию, а затем следовал примеру тех, кто готов оправдать любое действие, направленное на продвижение глобальной империи, даже если такое действие влечет за собой убийства, геноцид и уничтожение окружающей среды; человека, который учит других идти по его стопам. Это моя исповедь.
Тот факт, что вы дошли до этого места, свидетельствует о том, что моя исповедь затронула вас, что у меня и у вас есть много общего. Возможно, мы двигались по разным дорогам, но у нас были схожие средства передвижения, одинаковое топливо, мы ели в ресторанах с одинаковым выбором блюд. Для меня исповедование стало важнейшей составляющей моего пробуждения. Это первый шаг на пути к искуплению.
Теперь настала ваша очередь. Вам нужно принести свои признания. И когда вам станет понятно, кто вы есть, почему вы здесь именно в этот момент истории, почему вы делали именно те вещи, которые делали, - и те, которыми вы можете гордиться, и другие - и в какую сторону вы будете двигаться дальше, вы немедленно испытаете чувство облегчения. Возможно, оно будет близко к эйфории. Поверьте, написание этой книги стало для меня глубоко эмоциональным, зачастую болезненным и унизительным делом. Оно было пугающим, как ничто из того, с чем я сталкивался раньше. Но я испытал чувство облегчения, которого не испытывал до этого, - чувство, которое я могу назвать экстатическим. Задайте себе эти вопросы. В чем мне следует исповедаться? В чем я обманывал себя и других? В чем я медлил? Почему я позволил себе оказаться затянутым в заведомо несбалансиро- ванную систему? Что я сделаю для того, чтобы наши дети и дети во всем мире имели возможность исполнить мечту наших отцов-основателей, мечту о жизни, свободе и праве на счастье? Что мне делать, чтобы прекратить голод, чтобы никогда не по- вторилось 11 сентября? Как помочь нашим детям понять, что людей, живущих потребительской, негармоничной жизнью, надо пожалеть, но ни в коем случае не подражать им, даже если эти люди представляют себя, с помощью средств массовой информации, образцовыми гражданами и пытаются убедить нас, что пентхаузы и яхты приносят счастье? Каким образом я должен изменить свою позицию и восприятие? На каких трибунах я буду учить других и учиться сам?
Это насущные вопросы нашего времени. Каждому из нас необходимо найти на них свои ответы, ответы четкие и ясные. Пейн и Джефферсон и другие патриоты смотрят на нас. Их слова продолжают вдохновлять нас и сегодня. Души мужчин и женщин, оставивших свои фермы и рыбацкие лодки и вышедших, чтобы противостоять могучей Британской империи; души тех, кто боролся за освобождение рабов во время Гражданской войны, тех, кто пожертвовал своей жизнью, чтобы защитить мир от фашизма, - их души говорят с нами. Так же как и души тех, кто оставался дома, шил одежду, производил продовольствие и морально поддерживал ушедших на фронт; всех мужчин и женщин, которые защищали завоеванное на этих полях сражений: учителя, поэты, артисты, предприниматели, врачи, рабочие... вы и я.
Настал наш час. Теперь наша очередь выйти на линию фронта, задать насущные вопросы, отыскать в своих душах ответы на них и действовать.
Случайные совпадения в вашей жизни и ваш выбор в связи с этими совпадениями подвели вас к этой точке...
